Психология конфликта
Шрифт:
Вместе с тем, несмотря на явно недостаточную исследованность медиаторства, его принципиальная эффективность не подвергается сомнению. Тем более важно понимать его природу и возможности использования. Приведем пример. Участники Круглого стола по социальным конфликтам, проведенного в 1991 году Институтом социологии и Международным центром общечеловеческих ценностей, признали необходимость «развернуть широкую сеть государственных и частных организаций, способных оказать посреднические услуги в цивилизованном регулировании и разрешении конфликтных ситуаций», которая названа ими «конфликтологической экспертно-консультационной службой» (Социальные конфликты, 1991, с. 7).
При этом, однако, принципы и задачи такой службы, как представляется, не вполне адекватно понимаются и оцениваются даже авторами самой
Приведенный пример, на наш взгляд, иллюстрирует нечеткое представление о работе посреднических служб и явное смешение роли посредника и арбитра. Во-первых, предполагается, что задача посредника – найти выход, во-вторых, что нужно решить, кто прав и кто неправ, и в-третьих, разрешение конфликта связывается с правильным объяснением конфликта его участникам, что, видимо, и должно тут же привести к его завершению. Понятно, что использование ошибочных принципов в организации посреднической службы чревато компрометацией самой идеи медиаторства.
Стратегии и техники медиаторства. Традиционно в западной литературе при описании способов и приемов работы медиатора различаются техники рефлексивного вмешательства, направленные на установление и поддержание контакта с участниками конфликта, их мотивацию и доверие к посреднику; техники контекстуального вмешательства, используемые для установления более благоприятного климата переговоров, их оптимизации, предупреждения осложнений, в том числе в эмоциональном взаимодействии сторон, и т. д.; техники независимого вмешательства, непосредственно связанные с процессом принятия решений, анализом вариантов и т. д. (Анцупов, Шипилов, 1999, с. 490–491).
Предпринимаются попытки описать разные стили или преимущественные стратегии, используемые медиаторами. Типично поведение медиатора может различаться с точки зрения активности – в континууме от пассивного присутствия с минимальным вмешательством до активного лидерства в переговорном процессе.
Анализируя поведение судей как медиаторов в судебном процессе, Дж. Уолл и Д. Руд выделили логическую стратегию – анализ случаев, обсуждение расхождений, подготовка соглашений и т. д., агрессивную стратегию – принуждение, угроза незаключения соглашения и т. д., патерналистскую стратегию – обсуждение соглашения по отдельности с каждым из юристов, представляющих стороны, советы каждому из них, и т. д. (Wall, Rude, 1985).
Перечень техник, используемых в медиаторстве, весьма разнообразен. Одни из них могут считаться специфичными для работы медиатора, другие используются в любом переговорном процессе, третьи относятся к любым видам коммуникативных ситуаций (см., например, перечень техник, используемых в японской практике, – табл. 9.4).
Мы намеренно выбрали в качестве примера столь обширный перечень, который поражает не только своим объемом, но и эклектичностью. Создается впечатление, что не существует коммуникативных действий, которые не могли бы рассматриваться как техники медиаторства.
Сегодня это действительно является одной из серьезных проблем медиаторства, связанной с тем, что развитие его практики и разнообразие используемых форм начинают размывать границы профессионального посредничества, вносить путаницу в понимание его сути и функций медиатора.
Слово «путаница» заимствовано из доклада Дж. Кейтнера, сделанного им на конференцииПосредничеством называют и вмешательство в споры на школьном дворе, и реабилитацию подростков – жертв насилия, и семейное консультирование, и разбирательства в гражданских судах, и общественные акции, и конфликты между рабочими и работодателями, и управление персоналом, и средства предотвращения войн между государствами, Кроме того, посредничество рассматривается как альтернатива судебному заседанию, как инструмент трансформации отношений между людьми, как средство вмешательства в коммерческие споры, как метод работы с проблемой сексуальных домогательств, как оценочный процесс, где посредник выражает свое мнение по поводу результата спора, как терапевтическое вмешательство в конфликт между двумя индивидами, как процесс разрешения конфликтов в медицине, связанных со злоупотреблением служебным положением, как способ разрешения экологических конфликтов, и этот список растет с каждым днем (Кейтнер, 1998, с. 52).
(Напомним, что по отношению к данной практике нами употребляется оригинальное название «медиаторство».) Большой критике Кейтнер подвергает и сложившиеся представления о функциях медиатора, его действиях, как и в целом о роли посредника в процессе медиаторства. Заканчивая свой доклад, он приходит к неутешительному выводу, что «мы имеем на сегодняшний момент запутанную смесь приемов вмешательства, называемых посредничеством. К сожалению, это ведет к деградации (увяданию) посредничества. Чтобы вернуть посредничеству цветущий вид, мы должны заново исследовать цели и функции процесса посредничества как уникальной формы вмешательства в споры, который имеет ограниченную область применения, но оказывает очень полезное влияние на людей, находящихся в состоянии борьбы или спора» (с. 63).
Психология людей против усилий конфликтологии
В предисловии для русских читателей к своей книге «Человек и ситуация» Л. Росс и Р. Нисбетт (напомним, что Росс – один из авторитетнейших современных исследователей проблем психологии социальных конфликтов) отмечают, что если бы их книга писалась сегодня, они уделили бы гораздо больше внимания психологическим факторам, способствующим разжиганию социальных конфликтов:
События на Ближнем Востоке, в Боснии, на Кавказе и в Руанде со всей непреклонностью свидетельствуют о том, что каждая из сторон, вовлеченных в международные или межэтнические столкновения, пребывает в уверенности, что только она обладает «объективным», т. е. соответствующим реальности, видением проблемы. Претензии, действия и их оправдания, приводимые противоположной стороной, объясняются корыстными намерениями или предвзятостью подхода и даже расцениваются как свидетельство присущей противнику непорядочности и бесчеловечности. Более того, протесты и попытки вмешательства со стороны третьих лиц отметаются из-за того, что они якобы основаны на ложных посылках, что служит дополнительным подтверждением того, что лишь «наша» сторона видит истину и вполне понимает создавшееся положение, что лишь «мы» одни в состоянии оценить неразумность и вероломство противоположной стороны (Росс, Нисбетт, 1999, с. 21).
В приведенной цитате упоминаются события последнего времени. Но для психологов такого рода факты не новы.
Обратимся к данным, приводимым в той же книге Росса и Нисбетта.
В известном эксперименте еще 50-х годов двум группам футбольных болельщиков демонстрировалась запись матча между их командами. Создавалось впечатление, что они видели разные игры, ибо, суммируя их реакции, можно было сказать, что «представители каждой из сторон наблюдали борьбу, в которой свои выступали в роли „хороших“, а их противники – в роли „плохих парней“. И каждая из сторон полагала, что эта „истина“ должна быть очевидна любому объективному наблюдателю происходящего» (Росс, Нисбетт, 1999, с. 138).