Психология с подковыркой
Шрифт:
– Ну, наверное, раз он завхоз, – предположила я.
– Вам его кто-нибудь посоветовал? Или вы сами так решили?
– Сама так решила.
– Так если вам нужна консультация и не больше, зачем вы лазали по столам? Вы клептоманка? Или была какая-то определенная цель?
Наш допрос стал уходить в неправильное русло, и я вспыхнула:
– Вы что, подозреваете меня в чем-то? Что это я убила Боброва?
– А откуда, кстати, вы поняли, что он именно убит?
– Так вы подозреваете меня? – продолжала я настаивать.
– Увы, нет, – усмехнулся милиционер. – Боброва задушили, а у него
– И ничего у меня не тонкие ручки.
– Хорошо, хорошо. Да, кстати, вы не заметили ничего странного или необычного?
– Нет, – выпятила я негодующе губы. – Я же впервые была у него. А из необычного заметила только портрет Сталина.
– Жаль, и все-таки очень жаль, что мы так и не услышали, что именно вам понадобилось в столе у завхоза, – подвел итоги допроса мой мучитель, и стал складывать бумаги в папку.
А потом добавил:
– Не прощаюсь, еще увидимся. Да, насчет отпечатков! Выйдите, пожалуйста, на улицу, там стоит передвижная криминалистическая лаборатория. Зайдите туда. Только не забудьте.
Вот на такой веселой ноте мы и расстались. Я заперла аудиторию и отправилась на процедуру снятия отпечатков. Там меня уже ждали. Больно не было, но чувствовала я себя совершенно унизительно. Всего ничего – испачкали чернилами подушечки пальцев, а на душе – словно клеймо поставили.
Делать в институте было нечего, поскольку для меня подыскали замену. Поэтому я, недолго думая, решила уехать домой.
Да только всю дорогу на душе словно кошки скребли! А перед глазами неотрывно стояло видение ниши с воткнутым туда Бобровым.
Дома я сразу занялась стиркой и уборкой. Это у меня проверенное средство. Если хочу от чего-нибудь отвлечься, то начинаю заниматься хозяйством. Постепенно вхожу в раж и пока все не закончу – не останавливаюсь. Однако моя квартира маловата для подобных релаксов. Еще не было и шести часов вечера, а работа подошла к концу.
Тогда я присела передохнуть у окошка на кухне, подперла ладонью подбородок и стала смотреть, что делается во дворе.
На улице стояла солнечная погода. Народ из окрестных домов высыпал на площадку. Дети возились в песке и качались на качелях, бабки заполонили все скамейки. Автомобилисты заползли как один, под свои машины и, довольные, старались посильней испачкаться в масле и бензине. Влюбленные парочки демонстративно прохаживались в обнимку по дорожкам вдоль домов.
Я подумала еще, вот люди – живут себе спокойно и не находят трупы, там где не надо. А мне что теперь делать?
Боброва убили. Это может означать только одно. Доллары украл у меня он. И ласточку испортил тоже он. Затем похвастался этим подвигом перед своими приятелями, такими же вороватыми, как сам. А они его убили, чтобы завладеть деньгами. Отсюда следует, что денег мне теперь не видать однозначно. Потому что совершенно неизвестно, кто его приятели. Да и узнать неоткуда. Хотя у меня есть клиент, по имени Миша. Точно, я ему позвоню, и он живо вытрясет из них все что нужно.
Или я не права? И Боброва убили по другим причинам? Тогда получается следующее. Деньги он у меня украл, спрятал куда-то или даже потратил. А теперь его убили, и где эти самые деньги никто не знает. А он уже не скажет.
И
– Да, Валерия Михайловна! – воскликнул Миша. – Опупея с ментами закончилась?
Сбиваясь и путаясь, я все-таки сумела выложить ему свое видение ближайших последствий сегодняшнего убийства. А также соображения по поводу истинных причин убийства. И то, что меня теперь явно подозревают.
Минут через десять я замолчала. Миша тоже явно поостерегся комментировать мое заявление. Поэтому в эфире воцарилось гнетущее молчание. Я старалась дышать тихонько, чтобы не мешать ему думать.
– Вот что, – наконец заявил Черкасов. – Я заеду за вами в восемь, мы покатаемся немного, в кафе зайдём – пожуём чего-нибудь. А там глядишь, что-нибудь придумаем. Лады?
– Лады, – согласилась я.
Тут пришел с работы Сережка весь из себя насупленный и суровый, как римский легионер. Минут пятнадцать он сдерживался, но, усевшись за стол, более молчать не смог и понес всякие правильные слова про то, что нельзя быть такой легкомысленной.
А поскольку я не пыталась оправдываться, то он заводился все больше и больше:
– Пока он был только клиентом, еще куда ни шло! Но ведь ты теперь завела с ним какие-то шашни! Разве не так? С чего бы это он стал так о тебе заботиться? А вчера? Ты где была? Я понимаю так, что ты напилась и разбила свою машину. А этот твой Циклоп по первому зову ринулся тебя спасать. Что, не так?
Он остервенело ухватил кусок мяса и почти не разжевывая, проглотил его.
– Я не понимаю, что с тобой происходит? Ты совсем забросила диссертацию. Далась тебе эта машина! Или с клиентов пример берешь? Красивой жизни захотелось? Он тебе что, очень нравится? Так ты так и скажи. Сергей, мне нравится Миша Циклоп!
Эта мысль ему очень понравилась, и он стал развивать ее, испытывая к самому себе все большее сострадание:
– Да! Так и скажи. И все! И растопчи нашу любовь, все годы, прожитые вместе! Чего тебе не хватает? Чем он лучше меня?
Раньше я от таких вспышек страдала, но теперь научилась реагировать совершенно формально. Главное – это сделать виноватое лицо. И сейчас сидела, изобразив на лице вселенскую скорбь, а сама поглаживала сиамскую, которая во время скандалов всегда приходила ко мне на колени, оказывая тем самым моральную поддержку.
Верницкий, распалившись, продолжал обличать меня и как личность и как представительницу дщерей Евиных. А я думала в это время о том, как там сейчас ласточка. Её, наверное, разобрали всю до последнего винтика. А вот сумеют ли собрать? Вот в чем вопрос. Надо будет спросить у Миши.