Психология женского насилия. Преступление против тела
Шрифт:
Тот факт, что мать ребенка, девушка, которой на момент ее первого обращения в полицию было 12 лет и которая сама была одной из наиболее пострадавших жертв насилия в этой семье, может сама представлять риск совершения сексуального насилия в отношении своего ребенка, также был важным вопросом для рассмотрения. И его следовало довести до сведения социальных работников, задействованных в этом удручающем деле. Степень травматической сексуализации и насилия в этой семье создала значительный риск того, что насилие будет по-прежнему передаваться от одного поколения к другому.
Каплан описывает связь между стратегиями женщины-перверта и социальными представлениями, определяющими то, как ее поведение будет понято: «Обман настолько важен для перверсии, что если мы не обнажим скрытую от нас ложь, нас сразу же обманут» (Kaplan, 1991, p. 9). Вопрос обмана, включая самообман, крайне важен, поскольку в значительной степени влияет на признание преступниками
В приведенном ниже в качестве иллюстрации случае из практики описывается то, насколько трудно бывает противостоять отрицанию женщинами-преступницами своих деяний, особенно в ходе разбирательств, инициированных службой опеки, когда решается, где и с кем будет размещен в итоге ребенок, и когда появляются те мощные чувства, возникающие в результате контрпереноса, которые могут оказывать воздействие на способность терапевта сохранять вовлеченность в происходящее с клиентом. Неимоверное чувство стыда, связанное с насилием со стороны матерей по отношению к детям, является бременем как для жертв материнского сексуального насилия, так и для самих женщин, его совершивших, поскольку это преступление, вероятно, считается самым извращенным и неприемлемым для других, являясь прямым вызовом заветным представлениям о материнстве. Возможное влечение матерей к своим детям, даже к сыновьям-подросткам, по-прежнему является темой, в высшей степени запретной для обсуждения, и возможность сексуального контакта обычно признается только в том случае, если женщина, как Иокаста, не осознает, что она фактически совершает инцест.
Эллисон, 39-летняя женщина, была направлена в амбулаторное отделение для оценки ее пригодности к психотерапии, которая требовалась ей в связи с жалобами на депрессивные переживания. Незадолго до этого в результате судебных слушаний она была лишена права опеки над своей дочерью Самантой. Запрос местных властей о передаче Саманты под опеку был удовлетворен, а в составленном ими плане опеки конечной целью определялось удочерение девочки. Пятью годами ранее Эллисон добровольно передала свою шестилетнюю дочь Дженнифер в службу опеки при местных властях, поскольку она чувствовала себя неспособной справляться с дочерью. Эта девочка дала развернутое свидетельство того, что Эллисон совершала с ней насильственные действия сексуального характера, что впоследствии привело к тому, что ребенка направили на размещение при органах опеки на длительный срок с полной передачей прав опеки. Эллисон отрицала обвинения в совершении сексуального насилия, однако признала, что отвергала свою дочь и пренебрегала ее потребностями. На момент прохождения процедуры оценки Эллисон проживала одна со своим 13-летним сыном Люком, права опеки над которым передаче не подлежали.
Эллисон была тревожной женщиной средних лет, очень настороженно относящейся к перспективе посещения амбулаторной клиники, в прошлом у нее был неудачный опыт взаимодействия с психологами, один из которых обследовал ее на предмет способности осуществлять уход за детьми в рамках слушания дела Дженнифер и который заключил, что Эллисон представляла для детей опасность. Эллисон сочла это заключение обидным и глубоко несправедливым, выражала по этому поводу злость, а также указывала на очевидные фактические несоответствия в отчете, представленном суду. Однако по задокументированным свидетельствам по тому делу было выявлено, что Эллисон имела обыкновение менять фактические данные без каких-либо очевидных причин, что приводило к противоречивым и недостоверным утверждениям с ее стороны даже о таких очевидных фактах, как дата рождения и адрес проживания. Она признавала, что иногда забывала некоторые вещи и находила свою ситуацию запутанной и ошарашивающей настолько, что она не всегда понимала «что происходит». Ее отвлеченная и нервная манера держаться передавала хаотичный и подавляющий характер ее образа жизни, а также выявляла ее дезорганизованную личность, раскрывая неустойчивое восприятие ею самой себя и окружающей среды. Эллисон решительно не соглашалась с наблюдениями детских психологов, которые всесторонне оценили Дженнифер и пришли к выводу о высокой вероятности того, что девочка подвергалась насилию со стороны матери. Детские психологи нашли ее слова весьма правдоподобными в свете многочисленных последовательных заявлений и степени тех психических нарушений, признаки которых она проявляла. Дженнифер предпринимала попытки суицида и наглядно описывала опыт материнского насилия, который она пережила.
Описание Дженнифер сексуального насилия, совершавшегося ее матерью, было последовательным, подробным и понятным.
Во время своего первого пребывания у опекунов Дженнифер впервые сделала серьезные заявления о сексуальном насилии со стороны своей матери. Дженнифер доставила большие неприятности своим опекунам из-за своего сексуально расторможенного и агрессивного поведения, особенно в отношении младшей приемной сестры. Эллисон объяснила заявления Дженнифер тем, что та злилась на нее за то, что была отвергнута. Вскоре после того, как ее взяли в приемную семью, Дженнифер встала посреди дороги, задрала юбку, спустила трусики и заявила, что «ждет, когда приедет машина». Похоже, это была очень сексуализированная попытка самоубийства, свидетельствующая, что девочка чувствовала себя вещью, никчемной и полностью отчаявшейся. Эллисон же сообщила, что это было показателем того, насколько отвергнутой почувствовала себя Дженнифер, когда ее поместили под опеку. Мать возмущалась, зачем бы ей понадобилось отдавать дочь органам опеки, если она якобы хотела злоупотреблять ею, и пришла в ярость, когда я сделала предположение, что родители могут признавать, что их дети могут быть в опасности, находясь дома.
Эллисон призналась, что и сама когда-то подвергалась сексуальному насилию со стороны старшей сестры. Она сильно огорчилась и рассердилась на мои слова, когда я предположила, что она, возможно, хотела защитить Дженнифер от того, что испытала сама и что ее здоровая часть хотела, чтобы ребенка поместили подальше от опасности. Было очевидно, что Эллисон гораздо легче было обсуждать свой опыт сексуального насилия, нежели собственные фантазии и действия сексуального и насильственного характера. Эллисон была склонна перекладывать ответственность за отклонения в поведении Дженнифер, такие как воровство и драка, на саму девочку, описывая ее как «хитрую», «манипулятора», «пройдоху» и «требующую внимания».
Воссоздать четкую историю жизни Эллисон на текущий момент и согласованную картину последних событий было очень трудно. Она жила во множестве мест, часто и импульсивно переезжая в связи с разрывом сексуальных отношений с мужчинами. Она путалась в местах и сроках переездов, предоставила противоречивую информацию о своем текущем месте проживания, сказав, что она переехала и при этом дав мне свой предыдущий адрес – только для того, чтобы потом обвинить меня в некорректном упоминании ее адреса в моем отчете для суда. Она сообщила, что в последние годы не употребляла наркотики, однако регулярно употребляла марихуану, а эпизодически – и более тяжелые наркотики, включая экстази и кокаин. Она описала общие чувства подавленности, обиды, безнадежности и глубокой несправедливости, в частности по поводу того, что ее расценили как потенциальную сексуальную угрозу для ее маленькой дочери. Было непохоже, чтобы она возражала против того, чтобы жить отдельно от Дженнифер, также она не выказывала обеспокоенности ее судьбой, сосредоточившись вместо этого на своем собственном чувстве несправедливости и на том, что ей необходимо быть со своим младшим ребенком.
В ходе первого интервью выяснилось, что Эллисон в детстве предала огласке факт сексуального насилия со стороны ее сестры Рэйчел. Эллисон было шесть лет, а ее сестре одиннадцать, когда Рэйчел начала принуждать ее выполнять в отношении себя сексуальные действия орального характера, а также проникать в нее пальцами. Рэйчел использовала физическую силу, иногда привязывая ее к кровати. Эллисон была самой младшей из троих девочек. Ее биологический отец бросил ее мать еще до рождения Эллисон, и она никогда его не видела. Когда Эллисон исполнилось восемь лет, ее мать снова вышла замуж после серии коротких отношений с разными мужчинами, один из которых однажды осуществил сексуальное посягательство в отношении Эллисон. Ее мать по характеру была депрессивной женщиной с взрывным темпераментом, которая часто набрасывалась на своих детей с любым доступным предметом в руках, в том числе, как это было в одном очень пугающем случае, с кочергой. Она не смогла обеспечить адекватную защиту Эллисон, в результате чего сексуальное насилие над той со стороны сестры продолжалось в течение нескольких лет, пока ей не исполнилось десять. И все это, очевидно, оставалось незамеченным.