Психопатология в русской литературе
Шрифт:
И годом раньше:
«… О небо, я клянусь, она былаПрекрасна! Я горел, я трепеталКогда кудрей, сбегающих с чела,Шелк золотой рукой своей встречал.Я был готов упасть к ногам ее,Отдать ей волю, жизнь, и рай, и всеЧтоб получить один, один лишь взглядИз тех, которых все блаженство – яд!»Вот такое совмещение идеала содомского с идеалом
«И будто видится сквозь пелену времени, как отчаянный юнкер в серой шинели, едва проспавшийся после угарной ночи, с душой, мутной от пьяного похмелья, стоит, прижавшись плечом к нежно-воздушной барышне, где-нибудь на Зимней канавке, прислушивается к вечерним выстрелам, – и уже по искаженной душе его, как по небу полуночи пролетает белокрылый ангел» (Б. Садовской).
«Итак, прощай! Впервые этот звукТревожит так жестоко грудь моюПрощай! Шесть букв приносят столько мукУносят все, что я теперь люблюЯ встречу взор ее прекрасных глазИ может быть… как знать… в последний раз».И еще одна характерная черта образа Лермонтова – это беспредельная печаль и тоска, идущие из самых потаенных глубин души поэта, этого «ночного светила русской поэзии», так сказал о поэте Д. Мережковский, проведя антитезу между Лермонтовым и Пушкиным, (Пушкин – «дневное светило»).
В. Белинский заметил, что произведения Лермонтова поражают читателя безотрадным безверием в жизнь и чувства человеческие, при жажде жизни и избытке чувства…Страшен этот глухой, могильный голос нездешней муки:
«И скушно и грустно – и некому руку пожатьВ минуту душевной невзгоды…Желанья…что пользы напрасно и вечно желать?А годы проходят – все лучшие годы».или:
«На жизнь надеяться страшась,Живу как камень меж камнейИзлить страдания скупясь».или:
Прими, прими мой грустный трудИ если можешь, плачь над ним; —Я много плакал – не придутВновь эти слезы…».или:
«Закат горит огнистой полосою,Любуюсь им безмолвно под окном,Быть может завтра он заблещет надо мною,Безжизненным холодным мертвецом…».или:
«Всегда кипит и зреет что-нибудьВ моем уме. Желанье и тоскаТревожат беспрестанно эту грудьНо что ж? Мне жизнь все как-то коротка».или:
«Оборвана цепь жизни молодойОкончен путь, бил час, пора домойПора туда, где будущего нет,Ни прошлого, ни вечного, ни лет…».или уже совсем жуткое:
«…И я сошел в темницу,или:
«Не льстит мне вспоминанье дней минувших,Я одинок над пропастью стою…или уже пророческое:
«Я говорил тебе: ни счастия, ни славыМне в мире не найти; – настанет час кровавый,И я паду, и хитрая враждаС улыбкой очернит мой недоцветший гений.И запредельная тоска в «Думе»:
«И прах наш, с строгостью судьи и гражданина,Потомок оскорбит презрительным стихом,Насмешкой горькою обманутого сынаНад промотавшимся отцом».Литературоведы подсчитали, что в лирике Лермонтова на 1000 слов текста самыми употребительными являются – слеза – 365 раз, судьба – 278, смерть – 273, умереть – 253, плакать – 215, конец – 175, мука – 155, тоска – 143, в то время как улыбаться – 57, удовольствие – 55, жалеть – 53.
«И чем дальше мы отделяемся от Лермонтова, чем больше проходит перед нами поколений, тем более вырастает в наших глазах скорбная и любящая фигура поэта “взирающая на нас глубокими очами полубога из своей загадочной вечности…”»(С. А. Андреевский).
Этот тяжкий для меня психопатологический очерк о М. Ю. Лермонтова я закончу стихотворением другого поэта В. Брюсова:
Казался ты и сумрачным и властным,Безумной вспышкой непреклонных сил.Но ты мечтал об ангельски-прекрасном,Ты демонски – мятежное любил».Ты никогда не мог быть безучастнымОт гимнов ты к проклятиям спешилИ в жизни верил всем мечтам напраснымОтвета ждал от женщин и могилИ не было ответа. И угрюмоТы затаил, о чем томилась дума,И вышел к нам с усмешкой на устах.И мы тебя, поэт, не разгадалиНе поняли младенческой печалиВ твоих, как будто кованных стихах! Feci quod potui – faciant meliora potentes! [3]Литература
1. Алексеев Д. А. По следам исторических загадок. М., 2001.
2. Андронников И. Л. Избранные произведения. М., 1975. Т. II. С. 222–236.
3. Андреевский С. А. Лермонтов: Характеристика. Тула, 2000. С. 339–355.
4. Беличенко Ю. Н. Лета Лермонтова. М., 2001.
3
Я сделал, что мог, пусть сделает лучше, кто может! (лат.)