Психоз
Шрифт:
– Мы сорились уже давно, но на сей раз, похоже, всё серьёзно.
– До сих пор вы сорились в шутку?
– Что?
– Вы сказали, что сорились с женой уже давно, но на сей раз, похоже, всё серьёзно. А постижение высокого искусства иллюзорных бесед начинается с оттачивания умения правильно формулировать мысли. Попробуйте ещё раз… – Санечка принялась за свой кофе, с удовольствием наблюдая за мучительными потугами мужика действительно думать, а не засирать ноосферу вербальными штампами.
– Сейчас попробую… Начну сначала.
– Одну минуту. Мы забыли пункт «Форс-мажор». Если от меня потребуется создавать и поддерживать иллюзию живой тёплой беседы более получаса – с вас ещё один кофе по-ирландски
– Не вопрос.
– И в любом случае наша иллюзия продлится не более часа.
– Хорошо.
– Продолжайте ваши речи.
– Мы поженились десять лет назад…
«Хоть один из них рассказал хоть когда-нибудь хоть кому-нибудь что-то действительно необычное? Нет. Потому что все эти – из племени «говорунов»…»
Итак. Они поженились десять лет назад. Он был скромным (простым, обычным, нормальным) служащим (инженером, менеджером, строителем, официантом, художником, тромбонистом). Мужчины очень любят уточнять, кем они были. Она – славная девушка, нежная, милая, удивительная. Родился ребёнок. Больной. И ему, главе семьи, пришлось поднапрячься, чтобы содержать семью. Жена уже не могла работать, потому что надо было ухаживать за тем самым больным ребёнком. Пока имели место материальные проблемы и бесконечная усталость, то, как это ни странно, в отношениях всё было хорошо. Но вот он так поднапрягся, что смог. И ещё смог. И даже чуть больше, чем было действительно нужно. И вот он стал! Теперь есть всё, а у неё «крыша едет». У ребёнка куча нянек и личная медсестра, жена может ходить куда угодно – фитнесы, салоны красоты, было бы желание. Но она распустилась, растолстела, стала вечно замурзанной истеричкой. И у него уже нет сил. Нет-нет, он ей не изменял… Ну, разве можно считать изменой пару-тройку случайных девушек? Что? Думать о девушках? Ну, если они сами о себе не думают… Эти девушки сами выбирают себе путь, причём здесь он?
Часа ему хватило.
Пока официант терминалил его кредитку, Сашка написала на салфетке номер телефона.
– Это ваш? – расцвёл он.
– Нет. Это номер телефона куда более умелого иллюзиониста. Можно сказать, Гудини. Хотя на самом деле её фамилия Смирнова. Ирина Владимировна Смирнова. И этот номер телефона не для вас. А для вашей жены и вашего ребёнка. Передайте, пожалуйста. Непременно. Она же вам всё ещё дорога? Хотя бы как память… Нет? Не знаете? Зато я знаю. И знаете, что я знаю?
– Был бы очень признателен, – несколько обиженно произнёс мужик.
– Вот только давайте без очередных глупостей. Я не ваша случайная девушка и не ваша жена. Предположим, вы мне понравились…
«Ха! Проще простого унавозить почву мужского восприятия – сказать ему, что он понравился какой-то случайной стройной блондинке из ресторана, и в нём со скоростью волшебного боба произрастает благодатное внимание. Тьфу на вас, картонные дешёвки! И каждый мнит себя микеланджеловским Давидом вкупе с роденовским Мыслителем как минимум…»
…и я – в качестве бонуса – приоткрываю вам занавес иллюзорной беседы и показываю краешек вашей настоящей реальности. Не жмурьтесь от ужаса. Вы же взрослый и смелый мужчина! И вы не просто были, вы – стали! – Сашка не могла отказать себе в толике ехидства. Хотя дядька всё принял за чистую монету.
«Прозрачнее щенков, ей-богу! Сейчас язык высунет от удовольствия
– Ну, хорошо-хорошо, прекрасная незнакомка, обезоружили. Говорите, что вы знаете.
– Я знаю, что вы давным-давно разлюбили вашу жену. Потому что никогда не любили. Любовь, как дар, даётся людям редко. Примерно в том же процентном соотношении, как и личный самолёт, простите за такое приземлённое сравнение. Для вас так нагляднее. Автомобили, не говоря уже о велосипедах, – есть у многих. Собственные самолёты – далеко не у всех. Но почему-то никто не называет свою машину самолётом, но девяносто девять процентов и мужчин и женщин называют влюблённость, увлечённость, страсть, сексуальное влечение, патологическую зависимость, навязчивую идею – любовью. Это так, лирическое отступление. Снова возвращаемся к вашей ситуации: вы так же, как и жену, не любите этого больного ребёнка – вы его жалеете и вы о нём заботитесь. Как умеете или как можете себе позволить – деньгами. Не так уж и плохо в наш скорбный век. И вы – лично вы, а вовсе не они – запутались в трёх соснах. Сосны называются: «вина», «долг» и «жадность». Все прочие хилые сорняки рефлексий, метаний-исканий и прочее – не в счёт.
– Я вовсе не…
– Перестаньте. Это не тема для дискуссии. Я всего лишь констатирую непреложную истину: все мужчины жадны. Или, если вам угодно, чтобы было красиво и не так резало ваш нежный мужской слух: рациональны. И вам – лично вам – ничего другого не остаётся, как все эти три сосны с корнем выкорчевать. И над трескучим костром, из которого в вас ещё некоторое время будут лететь горящие щепки, сказать себе следующее: «Я ни в чём не виноват!» – «Да, я ДОЛЖЕН!» – и «Да, я – жадный…» Повторять до тех пор, пока от костра не останется пепелище. А затем просто уйти. От жены и от ребёнка. Оставив им квартиру и эту салфетку с номером телефона Ирины Смирновой. И назначив – им же – вменяемое ежемесячное содержание. Сразу прописав его документально. И пусть вашей бывшей жене на счёт эту сумму переводит ваш бухгалтер, чтобы вы не испытывали каждый раз тяжелейшей «психологической травмы», каковую испытывают все рациональные мужчины, собственноручно отдавая деньги «в никуда».
– Легко сказать.
– Мой обед не стоил сложности делания. Это – ваше блюдо. Вам и есть. Спасибо и всего доброго.
Сашка положила перед ним салфетку, встала, попрощалась с любезным официантом, подмигнула хитровану-бармену и покинула этот милый ресторан.
«И среди людей больше копий, чем оригиналов. Прав был Пикассо…»
Мобильный был нем. К Юговой было ещё неприлично рано. Вечерком – это точно не в начале четвёртого.
«Ну что, дорогая? Музеи Кремля? Да, согласна, не оригинально. И вовсе не для коренной жительницы. Но что поделаешь, если ты их любишь? Там столько всего коллективно-бессознательного и отдельно личностно-осознанного. Одинокая москвичка, бродящая в выходной по музеям Кремля… Пространственно-гражданский парадокс. Иногда кажется, что именно коренные куда хуже знают историю своего собственного города, чем всяческие пристяжные и даже залётные… Была бы в Киеве – отправилась бы в Киево-Печерскую Лавру нормальным таким туристом. Без просто Вовы там было бы куда приятнее прогуляться. Ну, ничего. Какие наши годы, Сашка! Так что давай-давай, ещё подвигайся. Конечно, в субботу в музеях Кремля бродит невероятное количество копий, но ты же, в конце концов, не Ирка. Во всяком случае, пока они молчаливые копии. Это ей, бедняге, от большого скопления людей становится физически плохо. Тебя же там интересует больше скопление камней…»