Псы Господа
Шрифт:
1938 год стал страшным для Богдана Буланского. На глазах рушилось кропотливо возведенное здание – рушилось долго, больше года – но возводил его Богдан почти двадцать лет!
После первых, прицельных выстрелов началась стрельба по площадям. Аресты шли днем и ночью – противники не мелочились, загребая широким бреднем и правого, и виноватого. На одну расстрелянную высокопоставленную креатуру Буланского приходилось по пять ни в чем не замешанных коллег, прихлопнутых за компанию; на каждого исполнителя среднего и низшего звена –
Богдан часто говаривал: «Крови не надо бояться», «Сомнение есть повод выстрелить», «Лучше убить безвинного, чем упустить врага». Теперь эти принципы применяли против него, применяли с размахом…
Что удивительно – самого Богдана не тронули. Капитул не продлил на очередной срок полномочия начальника Оперативного управления – и всё. Он сам сбежал, сам перешел на нелегальное положение – в июне, когда понял, что Юровский жив – его болезнь и смерть в ЦКБ оказались гнусной комедией.
Но и после этого на Богдана не сразу началась охота… Буланскому хватило времени, чтобы осознать грустную иронию ситуации: по большому счету, цель достигнута. Почти все кровавые упыри, уничтожившие его страну в 17-м, сдохли, как бешеные псы. Беда в другом – в той стране, что созидается сегодня, Богдану места нет и не будет…
Понял он и причины поражения. Точнее сказать, главную причину. Юзеф переиграл его легко и просто, одним ходом. Всей разветвленной и сложной сети креатур Буланского он противопоставил одного-единственного человека. Одну креатуру – подготовленную, без сомнения, очень давно, когда никто и подумать не мог, каких вершин достигнет товарищ Коба, скромный старый партиец…
И Богдану приходил в голову этот ход – но слишком поздно, когда возможностей добраться до товарища Кобы, ставшего товарищем Сталиным, не осталось.
Буланский не покидал Москву, метался с одной конспиративной квартиры на другую, – оставался призрачный шанс, что Усатого затянет в раскрученную им же мясорубку, что спущенные с цепи псы растерзают хозяина… Тогда при помощи последних чудом уцелевших креатур можно попробовать выиграть партию.
Тщетные надежды. Мясорубка крутилась исправно. Псы послушно запускали клыки во врагов хозяина, затем – друг в друга. И в начале августа за Богданом пришли…
Он вырвался – и из квартиры, уложив троих выстрелами точно в сердце, и из Москвы. Бежал, имитировал гибель в бескрайних ледяных просторах Арктики. Оказался в чужой стране, одержимый одним желанием – когда-нибудь вернуться и отомстить. Обратный путь занял долгие десятилетия…
Но весной 1937-го, в Опочке, накануне своего звездного часа, Богдан и предположить не мог, как повернутся события.
И сел в «Зис», решив: черт с ними, пусть камень постоит тут еще, пусть тварь порезвится на свободе… Не до них. Потом займусь как-нибудь…
«Потом» наступило через тридцать с лишним лет, когда он решил, что пора начинать возвращение.
Глава 16. ПЕРЕСЕЧЕНИЕ ПУТЕЙ – VII
Озеро
1.
В сенях хлопнула дверь. Послышались голоса.
Ирина замерла, прижалась к стене – плотно-плотно, словно хотела впитаться, просочиться в поры дерева, чтобы ее не заметили, не нашли, когда войдут сюда…
Но в «её» комнату не вошли. Пришельцы – судя по голосам, было их трое – оказались в соседней комнатушке. Разговор там шел нехороший, на повышенных тонах. Ирина слушала, не дыша. Параллельно голосам раздавались иные звуки – не то громкий шорох, не то шуршание. Словно говорившие – или только кто-то из них – одновременно рылись в куче одежды.
– Нету… Ни хрена нету… – сказал мужской голос. Странное дело, вместо разочарования в тоне сквозило неприкрытое торжество.
– В девчонкиных пошарься, – коротко скомандовал второй.
Третий попытался было вмешаться:
– Я ж и грю, не…
Но его тут же грубо оборвали:
– Схлопни варежку, слово те не предоставили! С депутатами, друганами своими, п…деть без регламенту будешь!
Вновь шуршание одежды. Слух Ирины не то обострился сверх предела от страха, не то среди умений ее нового тела оказалось и умение слушать сквозь стены – но она воспринимала ВСЁ, улавливала даже дыхание троих мужчин.
– И тут ни хрена! – сообщил первый голос еще более радостно.
– А вот теперича болтай, Серега. Где колечко-то с брюликом? Его Вадюха у толстомясой есчё давеча заприметил, со станции подвозимши… Да и Петрович видал. Ну давай, свисти канарейкой, депутат херов!
Первый голос – надо думать, рекомый Вадюха – подтвердил радостно:
– В натуре видал, бля буду! Нехилая гайка!
Депутат пытался оправдаться:
– Да вы чё, Толян, Вадюха?! Может, ей Петрович сразу с лица не глянулся, вот и заныкала сама куда-нить подальше!
– Может и так, – неожиданно легко согласился Толян. – А серьги с зелеными камушками, чё у той, раскосенькой, в ушах болтались? И ей, сталбыть, Петрович не глянулся?! А есчё она в Плюсе мороженку покупала, допрежь как к Вадюхе сесть – он грит, бабла в лопатнике хватало, – так с чё опосля всего две сотняхи нашлись?!
Ирина не понимала ничего. Хозяин всегда казался ей… она никогда не пыталась точно сформулировать, кем именно казался… современным колдуном и чародеем, наверное… А его помощники, виденные мельком – подмастерьями мага… Что же происходит за стеной?! Банальные урки банально не поделили добычу?!
Депутат тоже ничего не понял. Или сделал вид, что не понял.
– Какие серьги? Может ты, часом, на солнышке перегремшись?!
Шуршание бумаги, и Толян явно зачитал по-писаному:
– «Серьги женские, две штуки, с зелеными самоцветами», тут те и вес, и проба, всё прописано… Мозги-то не канифоль! Думаешь, не прознаем, каку-таку зазнобу ты аж в Луге завел? В ломбарде зазноба твоя сидит, чё на улице Тоси Петровой, приемщицей кличется! Вон бумажки-то, целу кучу там Петровичу наксерили-насерили, и все отчевой-то с фамилией твоей!