Псы Господа

Точинов Виктор Павлович

Она вновь выглянула в окно. После нескольких секунд ожидания вновь увидела мелькнувшую фигуру, уже значительно ближе. Неведомо откуда появившийся инстинкт хищника, спасающегося от охотников, подсказывал: спешить нельзя, пусть подойдут поближе, вплотную к стенам – тогда не грозит густой перекрестный огонь, от пуль значительной части стрелков ее прикроют пристройки и дом…

«И что потом? – скептично поинтересовался внутренний голос. – Или ты думаешь, что это кольцо облавы – единственное?»

Неважно… Главное – вырваться! А потом… потом она придет туда, в укромную

лощину, и Саша проведет ее сквозь любое оцепление, уж она сумеет сделать так, чтобы не отказался… И отблагодарить сумеет. О, как она его отблагодарит! Бедный дурачок никогда не пробовал любви с мавками, – каким же ярким и прекрасным будет последнее впечатление в его жизни!

Пора! Пятнистые фигуры совсем близко! Она с размаху ударила камерой по стеклу.

Острые стеклянные клыки хищно скалились со всех сторон рамы – но, казалось, внутри русалки появился некий компьютер, безошибочно, до микронов рассчитывающий любое движение – и она нырнула в окно, даже не оцарапав кожу.

Вскочила, не выпустив из рук камеру, стремительно понеслась к озеру – пожалуй, с такой прытью она еще ни разу не бегала в своей новой русалочьей жизни.

Сзади – изумленные крики. Оборачиваться некогда, быстрее, еще быстрее!

А теперь зигзагами, вот-вот опомнятся, начнут стрелять…

Но пока не стреляли… До Улима оставалась сотня шагов, когда прямо перед русалкой внезапно вырос человек в камуфляже. Выскочил из прибрежных кустов, как чертик из коробочки.

Она круто свернула, обегая, и успела удивиться странному оружию инквизитора – напоминавшему пистолет с непропорционально большим и широким стволом.

Всё! Больше никого между ней и озером, ровная пустая луговина… Пересечь ее – две, много три секунды…

За спиной раздался хлопок – тихий, не похожий на выстрелы в лощине. Бег русалки оборвался. Она рухнула прямо на старое кострище, забилась, безуспешно пытаясь сбросить опутавшую сеть. Разорвать ее на клочки, убить этого, громко топочущего сюда, и в озеро, остальные не успеют, не добегут…

«Зачем? – успела подумать Ира Величко. – Надо немедленно сдаться, Саша не врал, не может врать такой добрый парень, ей непременно помогут…» Это стало ее последней связной мыслью. Последним проблеском ее сознания. Ирина умерла.

За свободу билось существо, лишь внешне на нее похожее… Билось без успеха – нити, на вид совсем тонкие, не поддавались отчаянным усилиям.

– Попалась, стриптизерша! – прозвучал довольный голос рядом, над ухом.

Она метнулась туда вместе с сетью, и увидела ногу – пятнистые брюки, высокий ботинок, и впилась зубами как раз над кожаным голенищем. Ячейки сети не помешали укусу, ткань тоже, кровь хлынула в рот мавке, прекрасная, возбуждающая кровь, она стискивала челюсти все сильнее, не чувствуя градом сыпавшихся ударов, и не заметив чуть позже, как в руку, затем во вторую что-то кольнуло – вроде и несильно, но по телу поползло странное холодное онемение. И прежде чем этот холодок дополз до челюстей, растущее наслаждение успело взорваться ослепительным, заполнившим весь мир фейерверком…

– По-моему, она кончила… – подивился оперативник, изумленно разглядывая

стонущую, изгибающуюся в экстазе русалку. – Чудеса…

– Не стой столбом! – рявкнул второй, торопливо затягивая жгут на конечности пострадавшего коллеги. – Жми за доктором!!

4.

– Вроде он, – сказал Светлов неуверенно. – Или не он…

Узнать Новацкого, недавнего «хозяина» Улим-озера, и в самом деле было мудрено. Видел его Александр мельком, в сарае, причем в состоянии, не способствующем внимательным наблюдениям. Тогда больше всего запомнилась одежда – отдающая театральщиной, киношным псевдорусским стилем: штаны-галифе, заправленные в щегольские, гармошкой, хромовые сапожки, красная шелковая рубашка, жилет, картуз с лаковым козырьком и высокой тульей… Еще запомнилась благообразная бородка подковой.

Теперь же у ног Александра лежал мужчина гладко выбритый, в городском костюме. Исчезновение бороды молодило лицо на пару десятков лет…

Алладин, подошедший от штабного кунга, тоже не добавил ясности – хотя ему как раз доводилось разглядывать на снимках это лицо, не украшенное излишней растительностью.

– Похож… – задумчиво протянул заместитель начальника оперативного отдела. – Но моложав больно для двадцать восьмого года рождения…

Казалось бы, содержимое небольшого чемоданчика, обнаруженного рядом с мужчиной, не позволяло усомниться: он, Казимир!

Лежала там толстая пачка российских денег – потрепанные купюры самого разного достоинства, перехваченные резинкой. Тоненькая пачечка валюты: доллары, дойчмарки, и отчего-то две сотни эстонских крон… Украшения – кольца, цепочки, серьги – в пузатом полотняном мешочке. Несколько сотовых телефонов. Свыше полусотни паспортов, запакованных в газетную бумагу – и старые, выданные в СССР, и новые, российские – но все на имена молодых женщин. Бритва, смена белья, еще кое-какие необходимые в дороге мелочи…

Но инквизиторы не спешили с выводами. Слишком многое им в этом деле подставляли, могли подставить и мужчину с чемоданчиком… Тело его обнаружили бойцы Алладина, прочесывавшие лес частым гребнем – нашли там, где ведущая от дома Казимира неприметная дорожка выходила на большак. Не успели совсем чуть-чуть: слышали негромкий хлопок выстрела, шум отъезжающей машины – увидеть ее сквозь деревья и кусты не удалось. Добычей стало лишь тело, еще теплое. И чемоданчик. Умер мужчина от крохотной пульки, всаженной точно в сердце. Контрольный выстрел в голову убийца не сделал…

Алладин вспомнил вдруг характерную примету Новацкого, скомандовал оперативникам:

– Снимите-ка с него штаны! Трусы тоже!

Подчиненные повиновались, не удивляясь странным желаниям начальства. Несколько секунд спустя один из них воскликнул:

– Евнух, мать твою! Мы-то думали, он среди русалок своих, как козел в капусте… А он кастрат!

– Новацкий! – безапелляционно заявил Алладин. – На третьей ходке лишился. Не то авторитет какой его яйца на кон поставил, да карта не пришла… Не то блатные его на свой манер судили… Но точно он.