Псы Господни (Domini Canes)
Шрифт:
Фасад здания с грохотом обвалился, как будто его подрыли снизу необыкновенно шустрые кроты, обглодавшие фундамент с потрясающей быстротой. В поднявшемся столбе пыли уже ничего не было видно. Доносились скрежещущие звуки… будто кто-то невообразимо огромный с оглушительным треском разрывал самую большую в мире пластиковую коробку…
— Опять биологи без дома остались! Невезение! Чистой воды невезение! — возбуждённо орал Саймону в лицо невесть откуда появившийся Фил. — Уходить надо, слышишь, рыжий?! Сара, тяни его отсюда, а то мы так под обвал и попадём!
Потом они бежали, а сзади визжало и
Сара с неожиданной силой повернула его лицом вверх. Она что-то кричала, но уплывающий в серую пелену Саймон не слышал ничего, кроме биения крови в ушах — тук-тук, тук-тук…
Лицо его было почему-то мокрым. «Я расплакался? — со слабым чувством стыда подумал он, — Нет, это кровь…» — а потом мир перевернулся, отлетая от него вверх и в сторону…
Что-то огромное ворочалось под землёй, прокладывая себе дорогу горбатой, обросшей «щупальцами» спиной. Сара отчаянно оглянулась по сторонам. Спасателей не было видно в налетевшей сухой пыли.
— Помоги мне поднять его, — тряс её за плечо Фил. — Уходить надо, уходить!
Он кое-как взвалил на плечо Саймона и затрусил вдоль по улице, туда, где заполошно надрывались сирены и смутно мелькали жёлтые фонари. Сара бежала рядом и вытирала слёзы.
— Ты уж не умирай, рыжий, слышишь? Не умирай, чёртов Кокс! Ты что, думаешь, я без тебя справлюсь одна?.. — всхлипывала она, сама не понимая того, что говорит.
Саймон застонал и Сара почувствовала, как ухнуло вниз сердце и похолодело в животе. Умирает?!
Она так и осталась рядом с Саймоном, наспех позвонив домой и успокоив детей и мужа… которые, к слову говоря, ещё не знали о случившемся.
Врач обрадовал её, сказав, что ничего ужасного с Саймоном не произошло. Сара сидела у его кровати и думала о том, как всё хорошо обошлось… что могло быть намного хуже… и даже так, как и подумать страшно. Кто-то сунул ей в руки стаканчик горячего кофе, но она отпила совсем чуть-чуть. Саймон спал после укола. Его забинтованная голова была какой-то чужой… непривычной. Сара почувствовала, что клюёт носом и хотела уйти… но сил уже не было. Она устроилась поудобнее в пластиковом кресле и заснула. Закрытый ноутбук мирно стоял на прикроватном столике. На нём уже примостились коробочки с ампулами, шарики ваты и футляр тонометра.
Сара спала. Ей снились огромные полости чужого, квантованного по непривычной матрице, пространства, закручивающегося шестимерными лохматыми спиралями, проникающими… вытесняющими… привычный трёхмерный мир… и аккуратные строчки формул бежали бесконечной лентой…
…и — ещё — кто-то страшный, насмешливо стоящий за хаосом, взламывающим мир.
— Коваленко, не хочу я уезжать! — заорала Вика. — Ты же вечно свой нос, куда не надо суёшь! Вот сгинешь ты, как Джефферсон, как все остальные — и куда я одна пойду?!
Собравшиеся изо всех сил делали вид, что ничего не происходит. Саймон
— Викушка, радость моя! Ну, подумай сама… — пробормотал красный, как рак, Игорь Антонович.
Вика обняла его. На шее Коваленко, на кожаном ремешке болтался старенький анализатор DPM-701, один из немногих приборов, дающих более или менее достоверные сведения в непосредственной близости от арок и щупалец кокона. Какая-то часть её — Вики — вдруг тревожно пискнула. Вика обнимала Коваленко… но при этом, сама того не понимая, чуть повернулась боком. Она уже охраняла свой живот, где комочком полупрозрачной слизи росла новая жизнь! Господи, неужели все женщины проходят через это?! Она расстаётся со своим любимым… и даже не может обнять его так сильно, как её этого хочется!
Это немного испугало её… но и, как ни странно, успокоило в целом. Коваленко был с ней. Он всегда будет с ней… если только этому малышу (малышке?) суждено жить.
Она расцеловала Коваленко, попадая солёными, мокрыми губами, в глаза, в нос, в уголки губ… везде-везде, как целовала его все эти счастливые и сумасшедшие дни…
Кто-то хлопал её по плечу, кто-то обнимал на прощание. Мелькнуло лицо Сары Конг… а потом зарёванная Наташка брала с неё страшную клятву звонить в любое время… недовольный, как всегда, суетой нахмуренный Колин Оуэл что-то втолковывал ей, держа за руку. Людочка Ким, подозрительно блестя чёрными глазами, сунула ей в руку смешную фигурку лягушонка — кажется, это было на счастье…
…Вика чувствовала, что замёрзла. Она просто покрылась льдом, сквозь толстую корку которого до неё доносились только отдельные слабые звуки…
Она слышала, как бьётся её сердце…. и на этот ритм — вначале робко, а потом всё сильнее и радостней — накладывалось бодрое: «Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!» — это её дитя начинало жить.
Потом, пригибаясь, они с Коваленко и Осей добежали до вертолёта. Пришлось ждать, поскольку, как всегда, часть груза ещё не успели принайтовить… а потом пилот, чисто выбритый голландец в голубой каске ООН, откозыряв Коваленко, вежливо пригласил её «взойти на борт «Dancing Queen» — похоже, так экипаж назвал свою машину…
А потом она смотрела в иллюминатор. По просьбе Коваленко пилот вёл машину в круговой облёт Зоны, держась на почтительном расстоянии. Вика спокойно смотрела на колоссальные матово-чёрные, лохматые арки и дуги, резко взмывающие в небо; она безучастно глядела на «северную аномалию» — хтоническое чудовище, ворочавшееся в кратере, образовавшемся на месте бывшей зоны биологов; она слабо улыбнулась экипажу «Ми-28», летевшему несколько минут параллельным курсом и выпустившему несколько цветных ракет — «букет на прощание от «MAD GUNG», как передали ей по рации…