Псы господни
Шрифт:
— Памятуя о собственных невзгодах и риске, которому подвергалась его собственная жизнь, милорд Гарт, надеюсь, проявит сочувствие к несчастью другого, — сказал дон Педро и, спохватившись, не требует ли он слишком многого, прибег к юмору. — И самая главная из этих невзгод, смертельная угроза для меня — голод.
— Следуйте за мной, сэр. — Маргарет улыбнулась. — Посмотрим, можно ли помочь этому горю и облегчить ваше положение.
— Облегчить мое положение? Valga me Dios! В этом, право же, нет нужды.
— Следуйте за мной! — приказала она и повернулась, а гончая прыжками
Дон Педро покорно, как и подобает пленнику, пошел за ней, от всей души вознося хвалу Всевышнему за свое чудесное избавление.
ГЛАВА VII. ПЛЕННИК МАРГАРЕТ
Они поднимались по извилистой тропинке, испещренной солнечными бликами; лучи солнца пробивались сквозь ветви, еще мокрые после ночной бури. Впереди леди с собакой, за ней — дон Педро, отчасти потому, что к этому его обязывало нынешнее положение, отчасти потому, что они не могли идти рядом по узкой тропинке. Приближаясь к вершине холма, где заросли кончались, они услышали доносившуюся сверху веселую песню. Слова песни, которую пел сильный мужской голос, трудно было разобрать, что, впрочем, не имело значения. Суть ее сводилась к тому, что жизнь моряка — веселая, переменчивая, бродячая. Дон Педро засмеялся: его воспоминания о жизни на море включали все, что угодно, только не веселье.
Услышав его смех, Маргарет замедлила шаг, глянула на него через плечо, и на губах ее мелькнуло подобие улыбки. Кто-нибудь другой, не обладавший сатанинской проницательностью дона Педро, решил бы, что она улыбнулась сочувственно, оценив его чувство юмора. Дон Педро же уловил в улыбке нечто иное, таинственное, пока непостижимое для него. Тайна раскрылась, когда они увидели певца, миновав наконец мокрые заросли и оказавшись на открытой вершине холма, поросшей вереском. В лучах утреннего солнца он переливался золотом и пурпуром. Дон Педро увидел высокого юношу с беззаботным выражением лица.
Он приветствовал появление Маргарет радостным криком, его смеющиеся глаза засветились от радости. Длинноногий, в высоких сапогах из недубленой кожи, он слегка раскачивался при ходьбе, и по этой нарочито-тяжелой матросской походке каждый встречный должен был с первого взгляда распознать в нем старого морского волка, каковым он себя и почитал. Каштановые волосы, развевавшиеся на ветру, местами выцвели под тем же солнцем, что так красиво позолотило его кожу, придав молодому лицу свежесть и очарование. Он держал за плечом охотничье ружье.
Пес радостно кинулся к парню и на миг преградил ему путь, и Маргарет удивленно спросила, почему он поднялся в такую рань. Он быстро объяснил. В Труро — ярмарка, там выступают актеры, которые, как говорят, однажды давали представление в Лондоне перед самой королевой. Вот он и выехал пораньше, чтобы сопровождать ее на представление, если ей будет угодно. А пьесу дают после обеда во дворе харчевни «Герб Тревеньона». Узнав, что Маргарет ушла на прогулку, он спешился и пошел ей навстречу. Не желая терять времени попусту, попросил у Мэтью ружье, чтоб подстрелить зайца или тетерку на обед его светлости. Сообщив ей все это скороговоркой, он вдруг спросил, кто
Маргарет могла по-разному представить своего пленника. Из всех способов она лукаво выбрала самый маловразумительный и в то же время интригующий:
— Джервас, это дон Педро де Мендоса и Луна, граф Маркос.
У молодого моряка округлились от удивления глаза.
— Испанец! — воскликнул он таким тоном, словно хотел сказать: «Дьявол!» и почти инстинктивно скинул с плеча ружье, будто готовился к бою. — Испанец! — повторил он.
Дон Педро улыбнулся, придав лицу подобающее обстановке выражение усталости и грусти.
— Насквозь промокший, сэр, — сказал он на своем безупречном английском.
Но сэр Джервас едва взглянул на него и перевел взгляд на Маргарет.
— Скажите, ради бога, откуда взялся испанец?
— Море, отвергнув меня, милостиво бросило к ногам ее светлости, — ответил вместо нее дон Педро.
Джервас с первого взгляда невзлюбил его и отнюдь не потому, что дон Педро был испанцем. Возможно, дон Педро намеренно вызвал его антипатию — слишком они были несхожи — и внешне, и складом ума: в каких бы обстоятельствах они ни повстречались, между ними никогда бы не возникла привязанность. Дон Педро был непревзойденным мастером уязвить человека в самую душу — и тоном, и взглядом, и его искусство вызывало тем большую досаду, что сочеталось с изысканной вежливостью, не дававшей основания выразить недовольство.
— Хотите сказать, что потерпели крушение? — с откровенной враждебностью спросил Джервас.
Тонкое лицо дона Педро снова осветила слабая грустная улыбка.
— Надеюсь, я выразил ту же мысль более галантно. В этом единственная разница.
Молодой человек подошел поближе.
— Какая удача, что я вас встретил, — сказал он просто.
Дон Педро поклонился.
— Вы очень любезны, я ваш должник.
— Любезен? — Джервас хмыкнул. — Боюсь, вы заблуждаетесь, — и, исключая дальнейшее напоминание, добавил коротко. — Я не доверяю ни одному испанцу.
— А какой испанец просит вас о доверия? — недоуменно спросил дон Педро.
Джервас пропустил его слова мимо ушей и перешел к делу.
— Начнем с того, что разоружим его, — обратился он к Маргарет. — А ну, сэр Испанец, сдавайте оружие.
Но тут наконец вмешалась леди.
— Идите своей дорогой, Джервас, — сказала она, — и занимайтесь своими делами. А это вас не касается.
Джервас на мгновение опешил.
— Почему? — Он пожал плечами и усмехнулся. — Нет, это дело имеет ко мне прямое отношение. Это мужское дело. Ваше оружие, сэр.
Дон Педро снова улыбнулся своей привычной печальной улыбкой.
— Вы опоздали на полчаса, сэр. Я уже сдал свое оружие. Вернее, я сохранил его, дав клятву человеку, взявшему меня в плен. Я пленник леди Маргарет Тревеньон.
Сэр Джервас сначала застыл от изумления, потом расхохотался. В его смехе прозвучало неприкрытое пренебрежение, которое рассердило ее светлость. Она вспыхнула, и это должно было послужить предупреждением молодому человеку.
— Чистое безумие! — воскликнул Джервас. — Когда это женщина брала мужчину в плен?