Псы господни
Шрифт:
Король взял новое пирожное с золотого блюда, запихнул его в рот, облизал пальцы и задал кардиналу еще один вопрос. Какими доказательствами колдовства англичанки располагает обвинение?
Генеральный инквизитор, детально знавший дело, так сильно затрагивавшее интересы его племянника, подробно ознакомил с ним короля.
Филипп II откинулся на спинку стула с полузакрытыми глазами. Губы его тронула улыбка. Он был чрезвычайно доволен. Теперь с него полностью сняли ответственность. Филипп II не мог выполнить требования Елизаветы: у него был долг перед Верой. Тому был успешный прецедент. Когда из Англии посыпались протесты по поводу английских моряков, попавших в руки инквизиции,
И поскольку его долг по отношению к Вере, — а он считал себя ее горячим поборником — связывал ему руки, король больше не боялся видения — кровавых голов у себя на коленях.
Разумеется, король ничего не сказал об этом Кироге. Он поблагодарил его высокопреосвященство за информацию, столь необходимую сейчас, когда он узнал, что дон Педро жив, и отпустил его.
В ту ночь Филипп II Испанский спал мирным сном, как спят люди с чистой совестью.
ГЛАВА XXI. СОВЕСТЬ КАРДИНАЛА
Кардинал-архиепископ вернулся домой после воскресной вечерни, которую отправлял самолично. Для этого ему пришлось покинуть Эскориал на рассвете, гнать лошадей и часто менять их, что было привилегией короля и инквизиторов. Его высокопреосвященство просмотрел бумаги по делу своего заблудшего племянника. Тут он припомнил: когда за ним явился королевский гонец из Эскориала, он собирался вызвать к себе инквизитора Арренсуэло, чтобы обсудить кое-какие неясности.
Он освежил в памяти сведения, изложенные в служебной записке Арренсуэло, и на этот раз отнесся к ним внимательнее, чем раньше, что объяснялось недавней беседой с королем. Генерального инквизитора вдруг одолели сомнения: ему передалась тревога, сквозившая в донесении Фрея Хуана. Кардинал понял, что они могут увязнуть в сложностях, недооцененных Арренсуэло. Он тотчас послал за ним, и Фрей Хуан с готовностью явился на вызов.
Честный и богобоязненный, Фрей Хуан де Арренсуэло, не колеблясь, искренне и обстоятельно изложил свои сомнения.
Начал он с признания: возможно, дело обстоит именно так, как логично изложил в своем обвинении Фрей Луис Сальседо. Но все же совесть его неспокойна, ибо он не считает, что обвинение в колдовстве доказано. Исходя из интересов дона Педро, он хотел бы, чтобы обвинение было подтверждено доказательствами, и потому должен проявить большую осторожность в суждениях. Ведь все мы с такой опасной легкостью принимаем желаемое за действительное. Слова и поступки, исходя из которых Фрей Луис сделал свои выводы, в совокупности дают серьезные основания для подобных заключений, и тем не менее, их можно истолковать иначе.
К примеру, отнюдь не исключается то, на чем настаивал сам дон Педро: единственные чары, которыми воздействовала на него обвиняемая, были те, что Природа дарует каждой женщине. Бог создал женщину, чтобы испытать твердость духа мужчины. Возможно, дон Педро,
В заключение Фрей Хуан заметил, что редкая, удивительная красота, какой одарена эта женщина, и раньше, случалось, доводила мужчин до сумасбродства.
Кардинал Кирога, высокий, красивый, сильный человек пятидесяти лет, очень импозантный в своей пурпурной мантии, задумчиво сжимал и разжимал резные подлокотники кресла. У кардинала были очень красивые руки, поговаривали, что он, желая подольше сохранить кожу свежей и молодой, спал в перчатках, смазанных изнутри овечьим жиром. Он смотрел на высокого доминиканца, стоявшего перед ним в черно-белом одеянии; черты его лица свидетельствовали о самоотречении. Он тоже был задумчив.
— Я понимаю, в чем тут загвоздка, — медленно произнес кардинал. — Я догадывался о ней и раньше, собственно, из-за нее-то я вас и вызвал. То, что вы рассказали, лишь все усложняет. Вы можете что-нибудь посоветовать?
Они взглянули друг другу в глаза. Фрей Хуан слегка пожал плечами в знак беспомощности.
— Я ищу путь, чтоб исполнить свой долг. Мне представляется, надо отказаться от обвинения в колдовстве, поскольку мы не располагаем неопровержимыми доказательствами. И обвиняемая, и ваш племянник заявляют, что все дело о колдовстве сфабриковано: мы, якобы, хотим тем самым спасти дона Педро от расплаты за убийство служителя инквизиции.
— Если это не правда, почему вы так взволнованы?
— У обвиняемой есть основания так думать, если она действительно невиновна в колдовстве, — вот что меня беспокоит. Остается обвинение в ереси, и потому она понесет наказание. Мне бы хотелось обратить ее в Истинную веру и спасти ее душу, только о каком спасении может идти речь? Мы дискредитированы в глазах этой женщины. Она полагает, что нами движут недостойные мирские побуждения.
Кардинал кивнул.
— Вы глубоко вникаете в дело, Фрей Хуан.
— Это мой долг, ваше высокопреосвященство.
— Но если мы откажемся от обвинения в колдовстве, что станется с моим племянником? Он совершил святотатство, не считая других прегрешений. Потребуется суровое искупление. Жизнь дона Педро под угрозой, если мы не докажем: ответственность за его действия несет кто-то другой.
Фрей Хуан посуровел.
— Значит, мы совершим правонарушение, в котором эта женщина уже обвинила нас? — воскликнул он.
Кардинал поднялся. Теперь он стоял вровень с Фреем Хуаном, глядя ему прямо в лицо. Скулы доминиканца вспыхнули, в глазах появился злой огонек.
— Как вы смеете делать подобное заключение? — возмущенно заявил он. — Разве я произнес бы эти слова, будь я уверен, что мой племянник виновен? Разве каждый его поступок в прошлом не дает мне права полагать: не мог он совершить злодеяние намеренно, а возможно, и впрямь был околдован? Я в это, говоря по совести, верю, — подчеркнул кардинал. — Но если мы не в состоянии убедительно доказать: да, она колдунья, означает ли это, что наш долг — обречь дона Педро на бесславие, смерть и конфискацию имущества?