Псы войны: пробуждение Ареса
Шрифт:
Отработанную материю полагается утилизировать в специальном месте на орбите, ее нельзя оставлять ни на Земле, ни на Марсе, нельзя выкидывать как попало в космос.
Ходят слухи, что материя, из которой высосали всю энергию, опасна с точки зрения не только химии, но и физики. Якобы, если она попадет на Солнце или на другую звезду, то спровоцирует цепную реакцию, которая замедлит термоядерный синтез и погасит небесное тело. Понятия не имею, правда ли это. Но я знаю наверняка, что война — это кромешный хаос, и по всему Марсу разбросаны контейнеры с отработанной материей. Думаю, на орбите этого дерьма
Но все-таки создавалось впечатление, что гуру помогают нам бороться с невежеством и жадностью… Прокладывают дорогу в безбрежное светлое будущее.
Пока они не рассказали про антагов и не втянули нас в войну. Пока их война не превратилась в нашу.
Не сдвинуться с места
Я думал, что смогу перескочить к простой и приятной части рассказа: про новые технологии и прочее дерьмо, но не выходит.
Надо перетерпеть эту боль.
У меня перед глазами все еще стоят северные ворота, двор, окруженный гигантской рукой из застывшей лавы, и ребята Джо, умирающие в пыли. Космодесантники, отпихивающие друг друга, лишь бы укрыться от летящих с небес, ищущих жертву смертоносных игл. В жизни не видел ничего ужаснее.
Страх — наркотик, помогающий выжить. Если бы не он, мы умерли бы гораздо быстрее. Так умудренные опытом старики говорят неоперившимся юнцам, которым не терпится вылететь из гнезда. Страх — твой друг, в разумных дозах, но если он захлестывает тебя с головой — пиши пропало. Паника убивает быстрее, чем пули. Превращает тебя в обреченного зверя.
Там, в каменных объятиях тонущего великана, мы все ударились в панику: и те, кто лежал в укрытии, и те, кто стоял посреди двора. Готовы были прикончить друг друга, лишь бы спастись от чертовых игл. Ярость нарастает, пожирает меня изнутри. Я потерял право называться человеком, но не потому что видел, как корчась подыхают мои товарищи, а потому что хотел, чтобы умерли они, а не я. Как я тогда ликовал! Иглы обошли меня стороной, я буду жить, буду трахаться! Может, даже отымею кого-нибудь из их подружек: «Добрый день, мэм, примите мои соболезнования, он уже не вернется, но я могу вас утешить…»
Да пошло все к черту! Меня разрывает от злости на самого себя, на антагов, на то, каким я стал: бесстрашный герой-космодесантник, сопляк, ублюдок недоделанный, прошел столько битв, а как прижало по-настоящему — размяк, распустил нюни, запаниковал. И вот господь погрозил мне большим каменным пальцем, и ядовитая игла намертво засела в руке и хочет ужалить. Тебе от нее не избавиться, урод, трус паршивый! Она прикончит тебя и сожрет, ты распухнешь и лопнешь, а перед этим будешь кидаться на всех как зверь, пока не получишь от своих же товарищей пулю в лоб.
Тем временем в каменном гараже…
«Пик»-«пик»-«пик». Нет на свете таких ругательств, чтобы описать мою ярость. Невозможно выразить словами, кто я и что чувствую. Представьте бездонную кричащую тишину, освещенную багровыми вспышками… Нет, не багровыми!
Я живая мертвечина: сломленный, гниющий, разлагающийся ходячий труп. Пытаюсь описать все как было, но у меня не выходит.
Недостоверно как-то получается.
Я умер.
Но до сих пор жив.
Я пытаюсь рассказывать только про главное, про штольню, но то и дело сбиваюсь на исторические сводки или описание техники. Наука для «чайников» — простые слова, которые даже космодесантник в состоянии усвоить. По лицу Элис — грустному, застывшему, но без тени сочувствия, — видно, что она не понимает меня, что я не могу донести до нее свои мысли. Элис меняет тему:
— Ты хотел рассказать про пещеры, — говорит она, глядя в окно. — Про кристаллы и кремниевую отраву. Про Церковь.
Она уже знает про Церковь.
Как все, оказывается, просто. Элис рассчитывает, что воспоминания о красивой, таинственной и пугающей пещере отодвинут на задний план панику и злость.
Мой гнев, юркий как кролик, превращается в смех. Я хохочу во все горло, Элис удивленно таращится на меня, но я не могу остановиться — она такая смешная! Хочет получить сладкий орешек, не раскусив скорлупу. Перейти сразу к главному, пропустив все дерьмо, которое калечит, царапает и обжигает, и дает повод усомниться в собственной адекватности и заставляет меня чувствовать себя, выглядеть и пахнуть как… В самом деле, как кто?
Кто я сейчас — всего лишь уцелевший в бою космодесантник с выжженной дырой на месте души?
А вот и нет.
Теперь я совсем другой. Рассказ про отравленные иглы растревожил гнездо змей, притаившихся у меня в голове. Злобных шипящих змей с чешуей из битого стекла.
Крепкий чай. Выражение, придуманное Диджеем.
Зеленый чай.
Чай с ледяного марсианского спутника.
Я стал таким же, как Тил, только в первом поколении. Никто об этом не знает. Я искуплю вину, если сдамся. Но останусь ли я собой?
Неожиданно для нас обоих я выдаю:
— Разговор окончен. Ты не та, с кем можно откровенничать.
Элис поворачивается ко мне и хмурится.
— Прости. Чем я могу тебе…
— Разговор окончен — и точка. Без объяснений.
— Но ты должен рассказать нам все, что знаешь, — требует Элис, краснея от негодования.
— Тогда приведи кого-нибудь, кто побывал там. Кого-то, кто не держит меня за сумасшедшего. И тогда я расскажу. Может быть.
— Но я вовсе не считаю тебя психом. Честно!
— Почему они послали тебя одну? Где весь остальной комитет?
— Какой комитет?
— Который хочет сломать систему и выстроить новую. Вам нужно знать обо всем, что я видел на Марсе. Вы устроите переворот с нашей помощью, а потом избавитесь от нас как от кронштадтских матросов. Пуля в затылок, и нет проблем.
Полный звездец! Какого черта я приплел сюда еще и матросов?
— Ничего не понимаю, — медленно говорит Элис, — ты же знаешь, что я пришла сюда по просьбе Джо.