Псы войны. Гексалогия

Пауллер Олег Евгеньевич

В то же время правительство не отказалось от некоторых форм сотрудничества с иностранным капиталом, прежде всего в области горнодобывающей промышленности. Во Фриа уже многие годы действует крупный комбинат, производящий глинозем из местных бокситов. Громадные работы по освоению богатейшего бокситового месторождения были начаты американским консор-диумом на северо-западе, в Боке. Вынашивались планы разработки крупнейших залежей железной руды в области Лесной Гвинеи, недалеко от гвинейско-либерийской границы. Советскими геологами велись работы недалеко от Киндии, где также обнаружены крупные запасы бокситов.

– второй пилот Алексей Галицкий!

–

Это - наш снайпер Яков Липкин, неисправимый нытик и любитель поесть.

– Виктор Кошелев, штурман и главный специалист по преферансу; Мартын Босс, офицер управления огнем и дока по женскому полу; Андрей Беляев, корректировщик и ходячий прикол; Ваня Белкин, работал советником во Вьетнаме, мы зовем его "Джек-Потрошитель".

Старшина михаил Николай, бортинженер

Лугарев еще несколько минут полюбовался на эту кипучую деятельность, затем взял один из "виллисов", привезенных вертолетами, и поехал в архив.

. Ламбо был самым диким из носильщиков, еще не потерявшим навыков лесного жителя. На базе лесной концессии он не зря так охотно первым вышел из рядов: путешествие в лес было для него возвращением домой, на лоно природы. Неловкий, тупой и медлительный там, он здесь расправил крылья. Зеленые листья рвали все, но только он один разбирался в растениях и рвал по выбору, а не наудачу. Вероятно, он потихоньку находил и яйца. Как? Когда? Гай не видел. Надо думать -- по вечерам, до сна и прихода зверей. При такой уйме птиц набрать пару десятков яиц -- это дело недолгое. Незаметно выскользнул, поел и так же незаметно вернулся. Вот отсюда у него и силы. Так почему же Ламбо не убежал? Потому, что верит белому человеку, его всезнанию и всемогуществу. Теперь Гаю вспомнилось, что именно он один из всех носильщиков всегда подходил ближе и наблюдал за определением местоположения отряда. Стоило Гаю поднять компас, висящий у него на шее, как Ламбо уже смотрел внимательно и серьезно. Каждый негр носит на шее свои талисманы, и Ламбо считал, вероятно, что компас -- это талисман Гая, и верил в его силу... Раз он не ушел раньше, то и теперь не уйдет! В этом можно быть уве

оненький бледный человек небрежно протянул Гаю узкую, очень белую руку.

– - Слышал о вас. Фон Дален.

Гай поразился опрятности его тщательно выглаженного костюмчика и томной изысканности движений. Он изящно опустился в кресло и, не глядя, протянул руку в сторону. Молодой красивый негр подал странно изогнутую трость и шотландскую волынку.

– - Не удивляйтесь: я коротаю время только с помощью волынки. Вы любите волынку? Нет? Этот инструмент требует особой настроенности: он чем-то напоминает мне лиричную туманность моей северной родины. О, да, я немного сноб, вы правы.

Его упряжка двинулась, Гай зашагал рядом.

– - Совестно ехать на людях?
– - небрежно цедил граф.
– - В таком случае вы составили бы обо мне превратное представление и в другом отношении. Так граф болтал, и изящно покачивался в кресле, и передвигал зонтик из листьев, чтобы защититься от солнца, и играл узкими, странно белыми пальцами, от которых как будто бы исходило сияние. Несколько раз упряжка сильно качнула седока, и негры пугливо съежились, словно ожидая ударов, но граф даже не прикрикнул на них и, надо сказать, этим вызвал к себе некоторую симпатию Гая. Он шел сбоку, наблюдал и думал: "Все эти фокусы: белая кожа, волынка, Гнедой, -- все это крик отчаяния человека, вынужденного медленно погружаться в слабоумие: старшина Эверарт --

это просто следующая фаза, через десяток лет и граф станет таким же... И он сам знает это...

Когда рассвело, над головами на фоне розового неба отчетливо была видна раскидистая крона -- каждая ветвь, каждый сучок, каждый лист. И вдруг на толстой ветви показался человек. Он отделился от ствола: пигмей с луком и пучком отравленных стрел в руках. Минуту смотрел на них сверху. Потом легко скользнул вниз по лианам.

Человеку, не знакомому с политической жизнью Гвиании, могло показаться, что жизнь в стране, пережившей столь бурные потрясения, вошла в привычную колею. Во всяком случае, на первый взгляд Луис жил все той же размеренной и неторопливой жизнью, которую его обитатели вели уже многие десятилетия.

Однако тишина была обманчивой. Лишь четыре месяца прошло с того дня, когда молодые офицеры попытались, но так и не сумели захватить власть. В городском пресс-клубе, где собирались местные и иностранные журналисты, открыто говорили о том, что в стране зреет недовольство, что глава Военного правительства пытается усидеть между двух стульев. И оказавшиеся не у дел политиканы, служившие свергнутому режиму или бывшему к нему в оппозиции, и те, кто приветствовал переворот, ожидая, что в стране все пойдет по-другому, предсказывали новые потрясения.

Петр редко бывал в пресс-клубе, маленьком одноэтажном домике на окраине Луиса, насквозь прокуренном и пропахшем кислым пивом. Было много работы -- материалы Информага вдруг стали привлекать редакторов, пытавшихся найти в событиях (особенно исторических), происходивших в далекой Стране Советов, какие-то аналогии с тем, над чем задумывалось теперь все большее число гвианийцев.

Мис­тер Ха­рольд Ро­бертс был че­лове­ком по­лез­ным. Ро­див­шись шесть­де­сят два го­да то­му на­зад от от­ца-бри­тан­ца и ма­тери-швей­цар­ки, он, пос­ле без­вре­мен­ной кон­чи­ны от­ца, вы­рос в Швей­ца­рии и сох­ра­нил двой­ное граж­данс­тво. С ран­них лет пос­ту­пив на служ­бу в банк, он двад­цать лет про­рабо­тал в уп­равле­нии од­но­го из круп­ней­ших швей­цар­ских бан­ков в Цю­рихе, до то­го, как его пос­ла­ли в лон­дон­ский фи­ли­ал по­мощ­ни­ком уп­равля­юще­го.

Это слу­чилось сра­зу пос­ле вой­ны, и за пос­ле­ду­ющие двад­цать два го­да сво­ей карь­еры он дос­лу­жил­ся сна­чала до на­чаль­ни­ка от­де­ла вкла­дов, а по­том и до уп­равля­юще­го лон­дон­ским от­де­лени­ем, вый­дя на пен­сию в шесть­де­сят лет. К то­му вре­мени он ре­шил про­вес­ти ос­та­ток дней в Бри­тании, по­лучая пен­сию в швей­цар­ских фран­ках.

Пос­ле ухо­да на пен­сию ему при­ходи­лось при­нимать учас­тие в де­ликат­ных опе­раци­ях, как от име­ни сво­их преж­них хо­зя­ев, так и по прось­бе дру­гих швей­цар­ских бан­ков. В эту сре­ду он как раз был за­нят вы­пол­не­ни­ем оче­ред­но­го по­руче­ния по­доб­но­го ро­да.

Он взял офи­ци­аль­ное пись­мо от Цвин­гли­бан­ка к пред­се­дате­лю и сек­ре­тарю прав­ле­ния ком­па­нии "Бор­мак", ре­комен­ду­юще­го им мис­те­ра Ро­бер­тса, и прих­ва­тил бу­маги, из ко­торых сле­дова­ло, что он яв­ля­ет­ся аген­том Цвин­гли­бан­ка в Лон­до­не.

Меж­ду сек­ре­тарем прав­ле­ния и мис­те­ром Ро­бер­тсом сос­то­ялись две встре­чи, на пос­ледней из ко­торых при­сутс­тво­вал пред­се­датель прав­ле­ния, май­ор Лю­тон, млад­ший брат по­кой­но­го по­мощ­ни­ка сэ­ра И­эна Ма­кал­листе­ра на да­леких вос­точных план­та­ци­ях.