Псы войны
Шрифт:
— Не каркай, дурак, — она обиженно надула губы.
— Я, конечно, шучу, — улыбнулся Кольцов, — но если честно, то поговаривают, что в этом районе очень прожорливые людоеды. И надо быть готовым ко всему. Ну, Натаха, мне пора.
— Мы даже не попрощаемся? — спросила девушка, глядя снизу вверх на своего шефа.
Почему нет? — удивился Глеб. Достав из кармана связку ключей, он положил их на стол перед Наташей и приказал ей: — Заканчивай работу, поезжай ко мне, готовь обед, я через несколько часов освобожусь, вместе пообедаем и попрощаемся. Идет?
— Идет, — согласилась девушка.
День был заполнен
Николай Ильич приехал домой далеко за полночь. Домашние, привыкшие к такому распорядку дня главы семьи, как правило, ложились спать, не дожидаясь его.
Оставив плащ в прихожей, Николай Ильич прошел в рабочий кабинет. Пятикомнатная квартира, купленная год назад, была выбрана специально из-за кабинета. Кутепову всегда хотелось иметь кабинет с видом на Неву. Бывший чекист зажег настольную лампу, сел к письменному столу, включил компьютер. Когда загорелся экран монитора, он быстро выбрал нужный файл, затем набрал на клавиатуре пароль — «Атака». Полковник не любил защищаться, он всегда атаковал…
Глядя на темный экран загружающегося компьютера, Кутепов неожиданно, как в кино, увидел былое. Тридцать лет было отдано Комитету госбезопасности. Тридцать лет службы, начиная с лейтенанта в националистическом Вильнюсе, а затем чего только не было. И особый отдел Западной группы войск, и командировка в Чехословакию перед вторжением советских войск. Потом были Куба, Ангола, должность начальника службы безопасности советского посольства. Но из-за неуживчивого характера там не задержался, перевели в Крым преподавать молодым бойцам из Африки и Латинской Америки методы западных спецслужб. После Крыма — Афганистан, сперва должность заместителя начальника особого отдела сороковой армии. Но из-за того, что рьяный подполковник хотел пересажать высших командных чинов армии, замеченных в злоупотреблениях своим положением, его перевели непосредственно в КГБ, назначив начальником оперативного отдела координационного центра подразделений «Каскад».
Вот здесь и было его место, разработка операций, фильтрация разведданных, анализ их, «игра» с разведслужбами Запада. Это то, что он умел и любил. Четыре года в Афганистане, звание полковника и два ордена боевого Красного Знамени и афганский орден Героя Революции были благодарностью за эту службу. Возвращение в Союз было горьким, огромная страна выглядела униженной и обворованной. Горбачевское бессилие перерастало в повсеместный беспредел.
Должность начальника оперативного отдела КГБ по Ленинградской области давала большие возможности для наведения порядка, хотя бы на определенном конкретном участке государства. Но не тут-то было. Все разработки оперативного отдела резались, что называется, на корню. Шеф каждый раз указывал на прессу, общественное мнение и уже потом кивал на Москву: «Не одобрят».
Огромная страна, некогда бывшая монолитом, трещала по швам. Мятеж в Вильнюсе только подтвердил мнение полковника Кутепова, что нужно срочное хирургическое вмешательство, а иначе будет поздно…
Девятнадцатого августа девяносто первого года полковник Кутепов прорвался с докладом к шефу. Положив на стол раскрытую папку, Николай Ильич указал пальцем на машинописный текст:
— Здесь список на двести семьдесят три человека. Я требую, чтобы они были арестованы.
— Прокурор должен
— Прокурор ссылается на вашу резолюцию. После нее он выпишет ордера, — глядя перед собой, отчеканил полковник Кутепов.
— Да вы что! — взвился генерал, поняв, что от надоедливого служаки так не избавиться. — Не терпится тридцать седьмой год повторить?
— В этом списке нет ни одного диссидента, — парировал полковник, — или, как сейчас говорят, оппозиционера. В списке лишь преступники, воры в законе, создающие группировки бандитского толка и привлекающие в них сотрудников милиции, прокуратуры, чиновников из госаппарата. И к тому же в списке крупные чины МВД, прокуратуры и власти, замешанные во взятках и преступлениях. Уже началось сращивание преступного капитала с исполнительной властью, пока на ее нижних ступенях. Но это пока. Если сейчас не принять меры, через пару лет мы превратимся в Чикаго двадцатых годов.
— У вас есть доказательства? — спросил генерал.
— Да сколько угодно, а когда с ними начнут работу наши следователи, всплывет еще много нового. Поставьте свою резолюцию, — попросил Кутепов.
— Не время еще, — буркнул генерал. — Не было еще из Москвы приказа на репрессии. — На последнем слове он сделал особое ударение, чтобы подчеркнуть свою лояльность горбачевской идее.
Полковник Кутепов молча вышел из кабинета шефа, понимая, что вирус «перестроевщины» поразил все слои общества: верхи, оглядываясь друг на друга, не хотят править, а низы, чувствуя вседозволенность, хотят крови, хотят все крушить.
— Упустим пару дней, пиши пропало, — бросил в сердцах полковник генеральскому адъютанту, выходя из приемной.
И он оказался прав, уже на следующий день не получавшие никаких приказов войска стали брататься с полупьяными народными массами. А потом как снежный ком покатило, понесло, поехало. Возвращение из Фороса и реанимация политического трупа Горбачева, арест участников ГКЧП, новый руководитель КГБ Бакатин с его безмозгло знаменитой чисткой. Первым из Ленинградского КГБ был уволен полковник Кутепов, многие из «перевертышей» тогда шептались: «Ярый гэкачепист еще легко отделался».
Свое увольнение Николай Ильич переживал не так болезненно, как то, что творилось со страной. Супердержава крошилась на куски, и уже ничто не могло удержать страну от развала. Горбачев был похож на рыбу, выброшенную на сушу: вроде и открывает рот, но ничего не слышно.
Беловежская Пуща поставила заключительную точку в агонии организма, еще недавно носившего гордое название Советский Союз.
Тогда пенсионер Николай Ильич Кутепов ушел из дома, жил на даче в «Жемчужине». Пил в одиночестве и по миниатюрному экрану «Электроники» смотрел «Новости».
В пьяном, воспаленном мозгу чекиста роились мысли одна позорнее другой. «Разрушим до основания а затем… Что затем? Господами решили стать, но уж если пятки в навозе, а из пасти разит перегаром, как из винной бочки… Как ни называй, а жлоба по морде видно… Тысячи лучших чекистов разогнали, верных псов-волкодавов поменяли на сладкоголосых петухов. Ну-ну, они вам защитят страну. Сохранят государственное добро, как же, нее пойдет с молотка». Потом он забылся глубоким пьяным сном.
Утром бывший полковник КГБ проснулся с ясной головой и четким планом действий. Вылив в раковину оставшуюся водку, он подумал со злорадством: «Я вам больше не нужен, ну и х… с вами, сам проживу».