Птенец и зверюга
Шрифт:
– Все, кроме одной вещи.
– Что ты имеешь в виду?
– Когда мы рядом, мы не можем навсегда соединить наши судьбы.
– Да, ты права.
– Послушай, ты можешь сейчас дать мне одну клятву.
– Какую?
– Поклянись сначала, что ты ее исполнишь.
– Хорошо, клянусь.
– Поклянись, что ты обязательно придумаешь, как навсегда ко мне приехать в течении ближайшего месяца.
– Нет, Птенец, это невозможно.
– Тогда проваливай, ко всем чертям. Езжай в свою Москву, трахайся на здоровье со всеми подряд.
– Ты хочешь, чтобы я завтра навсегда исчез из твоей жизни? Скажи, хочешь? И я завтра исчезну.
– Нет, Зверюга, только не это.- зарыдала она.
– Тогда пойми, у меня свой путь. Ну хорошо, я завтра приеду сюда. Представим, мне это удалось. Буду работать здесь, скажем, программистом, лет десять буду вживаться в здешнее общество. Ясно, что я буду всегда на шаг или два отставать во всем от аборигенов. Ты же первая меня за это возненавидишь.
– Что же нам делать?- ее глаза были полны соленой влаги, вкус которой он так любил.
– Не знаю... Хотя, послушай. А что нам мешает пожениться прямо сейчас?
– Ты сошел с ума.
– Ну хотя бы обвенчаемся. Здесь где-нибудь поблизости есть церковь?
– Ты забыл, что я не христианка.
– Да. И я для синагоги как назло до сих пор не обрезан.
Внезапно он услышал доносящийся издалека мягкий, завораживающий перезвон металлических трубочек разного диаметра, которые китайцы подвешивают по кругу, чтобы ветру любого направления было удобнее их перебирать. В квартале от улицы, где они стояли на светофоре, начинался Чайна-Таун, куда в поисках Птенца однажды забрел и Зверюга.
– Я знаю, что делать,- сказал он.- Поворачивай.
– Что ты задумал, сумасшедший?
– Поехали, там объясню.
Когда они въехали в китайский квартал, Зверюга попросил Птенца остановиться рядом со странного вида магазинчиком, в витрине которого стояла целая гора позолоченных Будд. Когда они вошли внутрь, он оказался самый настоящим буддийский храмом, в котором заодно с религией приторговывали и всяческой восточной экзотикой: от изящных украшений, до корня женьшеня.
Всего за сотню он уговорил бритого наголо узкоглазого священника, обмотанного длинной оранжевой тогой, прочесть для них перед алтарем венчальную молитву.
Для свершения таинства священник позвал похожего на него, как две капли воды, однако более молодого напарника. Они зажгли на алтаре курительные палочки. Священник открыл какую-то старинную книгу в кожаном переплете с иероглифами, и закрыв глаза, под размеренный стук помошника деревянным молотком о кусок красного дерева, стал раскачиваясь читать молитву.
Одному Богу было известно, что он там себе под нос бормотал, но совершенно неожиданно это произвело потрясающий эффект на венчающуюся пару. Стоя перед алтарем, Зверюга вдруг совершенно ясно осознал, что сегодня их юность заканчивается. С этой минуты они становились совершенно взрослыми. Припасла ли жизнь замену их юношеским чувствам? Ему скоро стукнет тридцать. А после тридцати все становятся ударенными жизнью.
Рядом, безмолвно рыдая,
Для них обоих начинался праздник жизни в преддверии смерти. Скоро, лет через тридцать они станут старыми. А потом лет через двадцать совсем старыми. А потом вообще забудут, были ли они в молодости мужчиной или женщиной. И тогда они станут окончательно счастливы и беззаботны. Скорей бы.
Когда они выходили из магазинчика, Зверюга кинул один доллар в металлическую банку с прорезью. Под нею на медном подносе лежала горка свернутых в трубочку желтых бумажек с предсказаниями судьбы. Он поворошил горку рукой, выбрал одну бумажку и незаметно сунул в карман, решив прочитать предсказание, только когда они расстанутся с Птенцом.
Они остановились у той же станции метро, где встретились утром, вышли из машины и замерли посередине улицы в нескончаемом поцелуе. Спешащие в метро из-за надвигающегося дождя прохожие удивленно смотрели на них - "Неужели нельзя выбрать более удобного места для этого занятия?"
К их неправильно припаркованной машине подъехал полицейский-индеец на велосипеде и стал что-то выписывать у себя на планшете. Двое молодоженов, поглощенные друг другом, его не замечали, впрочем, как и занятый своей работой полицейский не замечал их. Когда полицейский хотел уже вставить под дворник штрафную квитанцию, он поднял глаза и обнаружил перед собой старых знакомых, которые забыв обо все на свете целовались. Чему-то улыбнувшись, он покачал головой, разорвал квитанцию и поехал штрафовать дальше.
– Ну все, мне пора,- едва слышно произнес Птенец.- Меня будут искать. Как будто услышав ее слова, упала первая капля дождя.
– Удивительно, - сказал он,- впервые пошел дождь за все время, пока я здесь. Такое впечатление, что природа чувствует, что с нами происходит.
Неожиданно он вспомнил тот самый первый дождь, который принадлежал только им двоим. Они стояли под козырьком какого-то подъезда в Москве, и их, едва знакомых, вдруг как наэлектризованных потянуло друг к другу. Он помнил только ее тянущиеся к нему горячие губы, и свое дрожащее тело. Сколько же горьких слез он принес той маленькой неопытной девочке! И почему снова пошел дождь? Неужели, это знак? Знак справедливого возмездия ему. Что, если и правда они видят друг друга в последний раз?
Зверюга знал, что пришла минута, когда он должен сказать что-то главное. Но что? И вдруг он понял.
– Знаешь, Птенец, прости меня.
– За что?
– За всю ту боль, что я причинил своим появлением в твоей жизни.
Птенец мгновение молчал. Губы ее дрожали.
– Я тебя прощаю.
Она резко отвернулась от него, быстро обошла машину и села за руль. Зверюга посмотрел на ее влажный профиль, принявший решительное выражение настоящей американки и понял, что видит ее в последний раз.