Птица-пересмешник
Шрифт:
Ростом монарх был шесть футов четыре дюйма, вес его превышал двести пятьдесят фунтов. Комплекцией он походил на хорошую гнедую ширскую лошадь. Его большое мягкое лицо с широкими, но не мясистыми губами и прямым носом было ближе к полинезийскому, нежели к африканскому типу. Зрачки были размером с грецкий орех, а благодаря ярким белкам казались еще огромнее. На нем был длинный струящийся белый халат с кружевными оборками вокруг шеи и запястий, украшенный вставкой английской вышивки, как у ночного халата викторианской эпохи. На голове — алая тюбетейка, расшитая золотыми цветами, на ногах — простые красные кожаные сандалии.
– Привет, Кинги! — бесцеремонно крикнул Ганнибал, когда он и Питер добрались по мягким бархатным лужайкам до беседки, увенчанной бугенвиллеей.— Привет! Ну как вы?
Кинги отложил газету и сдвинул роговые очки на лоб. Его лицо озарилось искрометной приветственной улыбкой, и владыка спрыгнул с гамака прямо на груду газет.
– Ганнибал, ах ты проказник, почему опоздал? Я думал, ты совсем не приедешь,— сказал он глубоким насыщенным голосом. Он нежно взял руку Ганнибала своими могучими ручищами и мягко пожал ее.
Простите, но мы задержались в пути,— извинился Ганнибал.— Это все господин Флокс виноват… Он всю дорогу забавлял меня рассказами о своих донжуанских похождениях.
Кинги обратил свою ослепительную улыбку к ошарашенному Питеру.
– Мистер Флокс! — прожужжал он.— Рад приветствовать вас на Зенкали!
– А я очень рад, что приехал сюда, ваше величество,—сказал Питер.— Я уверен, что ваше королевство подарит мне немало наслаждений.
– Ну, если вы имеете в виду донжуанские похождения,— продолжил король,— то боюсь, с этим у нас будет скучновато. Правда, Ганнибал?
– Да нет,— попытался возразить Питер,— я вовсе не гоняюсь целыми днями за женщинами, как вы могли заключить из слов Ганнибала.
– И очень жаль,— серьезным тоном сказал Кинги, лукаво подмигивая при этом своими карими глазами.— А то внес бы хоть какое-то разнообразие в здешнюю безмятежную жизнь. Чего стесняешься, подойди ближе! Отведай моего излюбленного напитка!
Кинги подал Питеру и Ганнибалу стаканы и наполнил их из термоса белой тягучей жидкостью.
– Ну, что скажешь? — с волнением спросил он, когда Питер отхлебнул глоток и судорожно сделал глубокий вдох.
– П-превосх-ходно,— прохрипел Питер.
– Так, пустячок. Сочинил от скуки в часы досуга,— гордо изрек монарх.— Значит, так: берешь белый ром, корицу, добавляешь в равных дозах кокосовое и обычное молоко — и готово. Меня с одного глотка так пробирает, что пришлось окрестить свое изобретение «Оскорбление величества».
Он сел назад в гамак, надвинул очки на нос, отхлебнул из стакана и прополоскал жидкостью рот.
– Ну, мистер Флокс,— сказал он,— надеюсь, вы привезли нам массу новостей из внешнего мира?
– Боюсь, что нет, сэр,— ответил Питер.— Видите ли, перед отъездом сюда я был на Барбадосе, а это отнюдь не центр цивилизованного мира.
– Очень жаль,— вздохнул король.— Как видите, я пытаюсь узнать из газет обо всем, что творится на свете, но поскольку они приходят с опозданием на месяц, я всегда чуть не
Ганнибал чуть было не рассмеялся, но сумел себя сдержать.
– Мистер Флокс,— продолжил владыка,— не удивляет ли вас порой мировая пресса? Когда читаешь все эти документы, начинаешь думать, что они сочинены слабыми людьми, про слабых людей и для слабых людей. Так, кажется, говаривал Авраам Линкольн, я не ошибся? Но все те редкие случаи, когда я получал удовлетворение от прессы,— все они здесь, в альбоме! Месяц назад я прочитал о случае в Сербитоне, где я проходил практику в бытность студентом Лондонской школы экономики. Что бы вы думали?! Идет себе человек смирненько, никого не трогает, и вдруг ему на голову — бац! — огромная сосулька, которая мгновенно лишает его сознания. Прибывшие вскоре полицейские провели следственный эксперимент и пришли к выводу, что это… замерзшая моча из туалета пролетавшего мимо реактивного самолета. Какой-то сознательный
спустил воду в унитазе после того, как туда помочились все пассажиры. Пока содержимое летело вниз, оно успело замерзнуть. Кто бы мог подумать, что в милом Сербитоне можно погибнуть ни за что ни про что во цвете лет только потому, что грозная, жестокая судьба пошлет на твою голову аэроплан с уборной? Или вот еще: читаю в «Сингапур тайме», что принц Снельский, по неподтвержденнымданны, скоро женится. Не стыдно ли предавать молве все, что связано с королевским саном! Да за это надо бы съе… Я хотел сказать, сажать в тюрьму на длительные сроки! Верно я говорю?
– Раз так, то бедняга Симон Дэмиэн заслуживает пожизненного заключения,— сказал Ганнибал.— Как вам понравился ваш портрет со свиньей на первой полосе?
– Неплохо,— сияя от удовольствия, сказал король.— Я бы даже сказал, изысканно! Я послал бедной миссис Амазуге большую корзину фруктов в качестве компенсации за нанесенный газетой моральный ущерб, а потом целый вечер сочинял господину Симону Дэмиэну одно из самых страшных писем, какие когда-либо выходили из-под моего пера! Для пущей важности я наложил на него столько печатей, что содержание ему вряд ли удастся разобрать. Как я старался! Я даже пригрозил ему высылкой с острова! Удивительно только, почему ему начхать на мои послания? Он ни разу не придал им значения.
– Скажите спасибо, что он не печатает их,— заметил Ганнибал.
– А что? Это идея,— задумчиво сказал монарх.— Я так мечтал когда-нибудь напечататься!
– Я только одного боюсь,— хмуро сказал Ганнибал.— Вы дадите Симону материал для публикации, а он насажает туда столько ляпов, что не обрадуетесь.
– Вот то-то и оно-то! — воскликнул король.— Если бы не юмор, который так и брызжет со страниц «Голоса Зенкали», я бы давно уже отрекся от престола! Несколько недель назад я прочел там буквально следующее: «Король обходит строй почетного караула. На нем — сатиновое свадебное платье цвета персика, украшенное брюссельским кружевом, в руках — букет белых лилий. Подруги невесты — капрал Аммибо Аллим и сержант Гула Масуфа — получили строгий выговор за личное мужество».