Птица счастья
Шрифт:
Хорошо! – Расстраивается и старинный Троицк: на степных пустырях возводятся фабрики и заводы. Высятся краны, дымят трубы. Каждое утро пролетарии в спецовках спешат по своим рабочим местам. Репродукторы на столбах ободряют:
«Нам песня строить и жить помогает!»«А ну-ка песню нам пропой, весёлый ветер!»Со всех сторон слышны глухие удары парового молота. Работа кипит! И везде нужна трудовая сила. И сила прибывает
НКВД: Яшка-Клоп
Однажды Яшку вызвали в особый отдел НКВД. Он, аж испугался: ничего, вроде, преступного не сделал – чист, как стекло… При входе предъявил охраннику повестку и оказался в большой комнате, где висел сизый табачный дым. Сухопарая женщина в беретке и с папиросой во рту бойко стучала на машинке. «Секретарша», – понял Яков. Женщина, прикрыв один глаз от едкого дыма, не отрываясь от работы, молча указала на дверь с табличкой: «Дюк Михаил Семёнович – начальник УВД». Ого! Вошёл… Окно с решёткой, за которым виднелся усыпанный песком двор. На стенах – портреты Сталина и Дзержинского. За массивным столом с зелёным сукном и телефоном – военный и совершенно лысый человек с пышными казацкими усами. На носу – тонкие очки. Хозяин кабинета, не подымая головы, внимательно смотрел в открытую папку с фотографией, затем столь же внимательно оглядел низкорослого гостя в его «сталинской» форме и едва заметно усмехнулся. От пронизывающего взгляда Клопу стало не по себе… ладони враз вспотели, в горле пересохло. Он, ожидая участи, переступил с ноги на ногу.
Но вот начальник кивнул на стул напротив себя.
– Яков Никанорович Малафеев?
– Д-да.
– Садитесь.
Яшка сел.
– Курите, – начальник придвинул массивный портсигар.
– Н-нет, не курю, – пробормотал парень, – спасибо.
– И не пьёте? – Яшка мотнул головой. – Правильно делаете.
Дюк посмотрел на часы и, чётко расставляя слова, негромко начал:
– Долго вас задерживать не буду, – предупредил он. – Итак, вкратце причина вызова: у нас в городе значительно снизилась уголовная преступность: воровство, спекуляция, бандитизм и тому подобные преступления. И это стало возможным, благодаря усилиям наших штатных сотрудников, а также большой помощи комсомольских добровольцев. По нашим наблюдениям вы зарекомендовали себя с самой лучшей стороны. Особенно последний случай с массовой дракой и задержкой хулиганов.
От хвалебных слов Яшка проглотил слюну.
– Мы изучили вашу биографию, – продолжал Дюк, – органам НКВД нужны такие кадры с вашими навыками, с вашим усердием. Более того, и райком комсомола рекомендовал вас на штатную работу в отдел по выявлению, поимке и наказанию врагов народа и разных контрэлементов. Их сегодня особенно много, и они ведут активную подрывную работу по уничтожению нашего государства.
Дюк помолчал, встал.
– Вы согласны у нас работать?
– Конечно! – прытко вскочил со стула Яшка. Такого поворота судьбы он не ожидал.
Скрипя сапогами, начальник подошёл к железному шкафу, вынул какую-то бумагу, положил перед Яшкой и снова сел. Тихо, но внушительно и строго произнёс:
– Никому не рассказывать о характере вашей работы. Это – служебная тайна.
– Понял. Даю слово.
– Вот здесь, – Дюк положил ладонь на бумагу, – здесь всё
Вскоре Клопа направили на ускоренное обучение, выдали форму, и он стал сотрудником особого отдела – Яковом Никаноровичем Малафеевым.
Натуся
Кумушки на завалинках судачат промеж собою, глядя на домик Цыгана, выросший за новой оградой:
– Ну, теперь и жениться надо.
– Да уж, баба с ним жить будет, как у Христа за пазухой!
– За него любая пойдёт, жених завидный, рукастый.
Нет, любая Захару не нужна! Зря девчата об него глаза трут. Ему Наталья приглянулась, он её заприметил в заводской столовой. Другие молодки ревниво губы кривят: «И откуда её только принесло, эту птицу залётную?..»
А «залётная» совсем недавно приехала в здешние края откуда-то из глубинки по трудовой путёвке вместе с отцом-матерью. Родителей на консервный завод определили: мать – Глафиру, в новый колбасный цех, отца – Степан Иваныча, счетоводом в бухгалтерию. А дочь – Наталью, буфетчицей в заводскую столовую.
Наталья-то и сама крючочки на Цыгана стала закидывать. Дразнила его сочными губами и крутыми бёдрами. Каждый день в платья новые наряжалась. Ну и не заметила, как напрочь присушила парня.
«Натуся», – так называл девушку её пожилой отец, изредка тоже приходивший в столовую обедать.
«Натуся, хм… так красиво…» – качал головою Захар.
Натуся – белокурая кокетка небольшого росточка со вздёрнутым носиком на милом лице и с пушистыми ресницами, прикрывающими васильковые глаза, свела с ума немало парней, да и, чего уж скрывать, женатых мужиков тоже.
В рабочую столовую зачастил и Яшка-Клоп, Яков Никанорович, как его сейчас величают. Он приходил не столько пообедать, сколько на красавицу-буфетчицу посмотреть. Запала и в его душу Наталья. И он о ней вздыхал ночами и видел её в своих розовых снах.
– А что вам сегодня, молодой человек? – спрашивала буфетчица посетителя, поправляя кружевной чепчик, улыбалась, сверкая белыми зубами. Говорила она певуче, при этом румянец играл на белых щеках, и недлинная коса прыгала на пышной груди. Её взгляд казался ласкающим и в то же время насмешливым.
При виде девушки у Цыгана кровь прямо-таки вскипала в жилах, и сладко ныло сердце! Он перестал спать ночами. Он сошёл с ума. «Да что это со мною творится-то? – думал он. – Напасть какая-то…» Молодой человек всё ждал: вот-вот и она обратит на него внимание. Смешно сказать, но при Натусе он робел, чего раньше у него при девчатах никогда не бывало. А сейчас… ретивое играло, и он весь был наготове…
Гулянка
Погода нынче выпала на славу: днём алое солнце блином висит на синем небе, на горизонте струятся нежные отсветы, а в сумерки за речкой, в районе новостроек, круглые сутки краснеет сварочный дым.
И вот он, сегодняшний вечерок – тёплый и ласковый. Молодёжь слободы после рабочего дня, вымытая и принаряженная, собирается на гулянку, как всегда, на большой поляне против нового дома Захара. На столбе висит фонарь, рассеянным светом выхватывая лица. Кавалеры, набриолиненные, девчата – в праздничных кудряшках. Тихий ветерок гладит волосы, а в садочках птахи дерут горло без устали, радуются погожей затёме.