Птица счастья
Шрифт:
Захар, чумазый и уставший, пришёл с работы и долго смывал с себя грязь и копоть. Из окон слышна Расим-кина губная гармошка, на которой тот научился наигрывать и русские, и татарские напевы. Через время забренчала балалайка, и это опять же он – Расимка-Нацмен высекает из тонких струн серебряные звуки. «Чисто музыкант! – усмехнулся Захар, – созывает на гулянку!» Ну вот Цыган соскрёб и смыл с себя последние кляксы и стал опять красивым малым. Он закинул в рот картофелину, запил козьим молоком, взятым спозаранку у Яшкиной матери – Теренчихи, захватил гармошку и вышел на улицу.
Пятачок уже заполнили парни и девчата, и Нацмен на своей
Виленка-Артист тем временем принёс патефон с пластинками, осторожно водрузил на уличный стол и так же аккуратно разложил пластинки. Суетятся ребята, им невтерпёж окунуться в волшебные звуки мелодий: потанцевать, пообниматься с девчонками! И вот – осторожно открывается крышка, вставляется иголка… и…
Патефон… Артист купил этот чудо-инструмент с пластинками по специальному ордеру на клуб, где в последнее время он ведёт музыкальный кружок. Виленка самолично и бережно (не дай бог, пружина лопнет!) крутил ручку патефона. Протирал мягкой фланелькой каждую пластинку. А народ, затаив дыхание, ждал…
Наконец, пластинка начинает вращаться… долгожданное шипение… и – завораживающий голос до сладких слёз растапливает сердце:
«Ах, эти черные глаза-а-а-аМеня плени-и-и-или…»Начались танцы. Топчутся и прижимаются друг к дружке пары. Пластинки сменяют одна другую. Все подпевают:
«Не уходи, тебя я умоляю…Теперь я точно это знаю…»«Ты помнишь наши встречиИ вечер голубой?»Отыграв отведённое время, Вилен отставил патефон: «Хватит, пускай отдыхает! Цыган, давай!» – На скамейку садится Захар:
«Только слышно на улице где-тоОдинокая бродит гармонь…»И вскоре пальцы его лихо забегали по кнопкам, начались залихватские песни и пляски! На звуки гармони пришёл Яшка-Клоп. Он поздоровался с приятелями и подсел к Захару: «Душой хоть отдохну… день тяжёлый был».
А вот появилась Она… У Захара перехватило дыхание: «Натуся». И то ли от усердия, то ли от волнения он сразу вспотел. Мокрые волосы падали на глаза, и он еле успевал ладонью вытирать лоб. А Натуся, в лёгком цветастом платье, вошла в круг и, давай отплясывать под «Цыганочку», подымая каблуками пыль!
Дак и Яшка-то Клоп тоже безотрывно смотрел на девушку и больше никого, кроме неё, не видел. Ах, как она егозила! – Румянец во всю щеку, волосы по спине рассыпались. Клоп вскочил с места и пустился гарцевать –
Да, влюбился Захар в Наталку – сил нет. Аж сердце заходится от нежности и желания.
– Артист! – Захар всучил Вилену гармонь, сам вышел на круг.
Натуся шагнула к Захару: «Потанцуем?» К ним направился было Яшка. Но Захар легонько оттеснил его: «Прости, Клоп», – обнял Наталью, прижал к себе… Они танцевали и подпевали:
«В парке Чаир распускаются розы М-м-м-м-м…Снятся твои золотистые косы…Милый, с тобой мы увидимся скоро…»Да, это был волшебный танец! Как она осторожнотрепетно двигалась, как прильнула к нему… Он уткнулся в её волосы… Её запах сводил с ума! Вся холостяцкая жизнь теперь казалась Цыгану такой пресной, никчёмной.
– За меня пойдёшь? – горячо дышал он ей в ухо.
– Пойду.
Сватовство
– Наташка, ты зачем Цыганку-то с ума сводишь, а? – затеял разговор отец, – по гулянкам хвостом метёшь?
– А ты откуда знаешь, что там на гулянках-то делается?
– Знаю! – перебил дочку отец. – Учти, дурёха, это он щас такой влюблённый, а потом…
– Ну чего «потом»? Чего?
– А ничего! Ты посмотри: ведь он ни с одной девкой по-нормальному-то не ходит. Послухай, чё люди говорят: с той, мол, погуляет – бросит, с другой… Пустой лоб, одно слово!
– Да не любил он никого…
– Ну да! А тебя так сразу взял и – полюбил! Больно востра на язык стала, как я смотрю! – Степан Иваныч погрозил пальцем. – Не исключаю, что и тобою натешится! Ты об этом хоть думаешь аль, нет? – отец вздохнул, покачал головою. – Да ещё, чего доброго, пузо надует, а потом… ага, ищи-свищи его потом! А нам с матерью потом «гулялово» твоё расхлёбывать? Да и как соседям после в глаза будем смотреть?
– Хм, «гулялово»… слово-то какое придумал.
– Неужели другого, самостоятельного парня, кроме этого, безродного, нет в округе? Да вон, хотя бы Яков Никанорович! Посмотри, человек уважаемый, при должности.
– Вот и женись на нём! – вскричала дочка. Она дерзко глянула на отца, – не нравится он мне, понимаешь? Совсем. – Девушка опустила голову. – Я, может, за Цыгана замуж хочу. Люблю его.
– Да ты как с отцом… – вскричал было родитель, но на полуслове прикусил язык.
Он вдруг вспомнил, как однажды в ночь неожиданно прибежала к нему на сеновал вся в слезах молоденькая Глаша – мать Натуськи. Вспомнил он, как жарко всхлипывала она: «Не хочу за Николку, не люблю его! Тебя люблю». До сих пор не забыл Степан Иваныч, как страстно целовала его Глаша… «Да, какая ночь была! Молодость… – вздохнул отец и отстал от дочери. – Может, и, вправду, сладится всё, да и выйдет она за Захарку».