Птица в клетке. Повесть из цикла Эклипсис (Затмение)

Тиамат

Только сейчас он ощутил, как сурово сдерживал себя все эти годы, не позволяя впадать в уныние и печаль, не позволяя думать о возвращении, пока не изыщется подходящего способа. И вот он, способ раздевает его глазами и плотоядно скалится. Чародей Руатта никогда не торговал собой. Но, может быть, ему просто не предлагали подходящую цену?

— Так что это за баба, у которой с тобой счеты? поинтересовался Кинтаро, щедро наливая себе вина и откидываясь на спинку дивана.

Для начала Руатта обрисовал ему расстановку сил в Иршаване, кратко

коснувшись истории Ланкмара и Арриана и стараясь не замечать, что степняк как бы невзначай закинул руку на спинку в непосредственной близости от плеч чародея.

— Никто не знает, откуда пришла Александра и какое имя прежде носила. Она ведь даже не аррианка и лишена магических способностей, которые среди степнячек столь распространены. Но сейчас ее называют не иначе как богиней Идари, потому что за какие-то пятнадцать лет ей удалось объединить степные племена, чего не удавалось прежде никому из смертных. Ты легко себе представишь масштаб, ведь Дикая степь ближайший аналог Арриана, за исключением матриархата.

— Чего?

— Главенства женщин. Что бы ты сказал о человеке, подчинившем себе все племена Дикой степи, и большинство из них силой оружия?

— Бог Аманодзаки, вот что я бы сказал.

— А что бы ты сказал, если бы этот человек решил покорить Криду? И не только Криду, а еще Илмаэр, Вер-Ло и Маррангу?

Кинтаро присвистнул, явно не находя определения для такого безумия.

— Королева Арриана собирается захватить Ланкмар. И без сомнения, преуспеет, если бы не одно препятствие. В лице меня.

— Мне нравится, как ты бахвалишься, чародей. Будто ты один способен удержать того, кто объединил степные племена и готов двинуться на Криду.

Руатта улыбнулся так уверенно и безмятежно, что Кинтаро поперхнулся вином. Было забавно встретиться с подобным невежеством, ведь во всем Иршаване не нашлось бы ни единого человека, подвергающего сомнению могущество великого чародея. «Безграничная власть развращает», со вздохом подумал Руатта. Ей-богу, собственная напыщенность иногда его раздражала.

— Таким образом, королева Арриана жаждет убрать меня с дороги, потому что я единственный закрываю ей путь к столице и рубиновой тиаре Ланкмара. Ирония судьбы именно я был ее наставником пятнадцать лет назад. Я обучал ее магии и добился невероятных успехов, учитывая, как мало у нее природных способностей.

— Вот неблагодарная тварь, фыркнул Кинтаро. Может быть, ты слишком часто бил ее линейкой по пальцам?

Руатта весело рассмеялся:

— Да, можно не сомневаться, что ты учился в монастыре. Узнаю поповские методы. Нет, ей не в чем меня винить, кроме разве что… он запнулся, с удивлением чувствуя некоторое смущение. Степняк, простой, как песня, с легкостью вытягивал из него человеческие эмоции, от которых чародей давно отвык.

— Ты ее трахнул и бросил, подсказал Кинтаро, проницательно угадывая если не причину, то хотя бы с чем она связана.

— Наоборот, с досадой сказал Руатта, и к щекам

его прилила кровь. Я считаю узы учителя и ученика слишком сакральными, чтобы опошлить их плотской связью. Воспользоваться доверием своего ученика, его неопытностью, его естественным восхищением перед учителем… Это сродни насилию над личностью, инцесту! Кроме того, магическая сила идет рука об руку с целомудрием и воздержанием…

Кинтаро опять поперхнулся вином, посмотрел круглыми глазами поверх бокала и даже как будто чуть-чуть отодвинулся.

— Ты ей не дал, и она теперь тебя ненавидит.

— Я бы выбрал другие слова, но ты уловил суть.

— На ее месте я бы постарался выманить тебя из твоей берлоги и взять в плен.

— Боюсь, что ты послан сюда именно за этим, кивнул Руатта.

— Может, тебе тупо с ней переспать? Глядишь, и перестанет строить козни.

Руатта метнул в него суровый взгляд:

— Думай, что говоришь! Не хватало еще великому чародею ложиться с каждым, кто изъявит такое желание!

Степняк хлопнул себя по колену и засмеялся:

— Да вы, чародеи, ханжи и лицемеры еще покруче эльфов! и вдруг улыбка сползла с его лица, и оно стало потрясенным. Китабаяши тазар, откуда я знаю, что эльфы ханжи? Я одного из них взял в плен на равнине Терайса, а остальных пришлось перебить… Я даже голоса его не слышал, только если он стонал подо мной… Кинтаро схватился за шею, будто его что-то душило. Лицо его исказилось. Он встал и зашагал по комнате, бормоча: Оставил куколку там, у столба, на забаву племени… Хотел, чтобы его объездили, укротили… Кретин безмозглый! Он бросился к Руатте и тряхнул его за плечо без всякой почтительности: Если ты такой великий, давай, читай свою волшебную галиматью! Я хочу вспомнить!

Глаза у него горели почти что буквально, потому что зрачки налились янтарным огнем, а губы раздвинулись, показывая зубы, совершенно по-кошачьи.

Руатта невозмутимо снял с себя его руку.

— Интересный феномен. Ты забыл что-то конкретное или кого-то. Но мнения, сформированные за твою жизнь, сохранились. Ты ненавидишь чародеев, а эльфов считаешь ханжами. Ну-ка… Сколько ворот в столице Криды?

— Четыре, по четырем сторонам света, не задумываясь, бросил Кинтаро. Я въезжал через южные. И нахмурился, не сумев вспомнить, когда и зачем въезжал.

— Вождь эссанти преклоняет колено перед королем Криды?

— Черта с два, они встречаются как равные, если между эссанти и северянами мир.

— В мое время дикарей в столицу не пускали, ядовито прокомментировал Руатта. Но ты, по всей видимости, даже удостоился королевской аудиенции. Блестящая карьера для степняка. Он вдруг понял, что в нем говорит банальная зависть. Этот степняк топтал своими мокасинами мостовую Трианесса, и совсем недавно десять, двадцать лет назад. А чародей Руатта чародей, а не криданский кавалер, которым он был когда-то, ни разу не ступал туда ногой, несмотря на всю свою хваленую магию.