Птица в клетке. Повесть из цикла Эклипсис (Затмение)

Тиамат

Кавалер Рудра Руатта стал полковником кавалерии в тридцать лет, что считалось блестящей военной карьерой. Недоброжелатели не могли простить ему гвардейское прошлое и близость к наследному принцу. Но даже их впечатляли успехи полковника в кампании против эртау, разорявших границы Криды и союзного Вер-Ло.

Рудра никогда не был выдающимся мастером меча. Но он был командиром, как говорится, от бога и всегда дрался в первых рядах, как степной вождь, а не как цивилизованный военачальник. Ведя свой полк в битву, он будто черпал мастерство и силу от собственных воинов и совершал такие подвиги, в которые после боя сложно было поверить. Он даже помнил не все, будто становился не вполне собой, вступая в битву. Будто отпускал на волю своего

демона, и тот завладевал им, превращая хладнокровного и сдержанного кавалера Руатту в Красного Льва, про которого ходили легенды по всей Дикой степи. Больше того, его войско воодушевлялось сверх всякой меры, удваивая силы и стремление к победе. Конница под его началом атаковала мощно и слаженно, рубилась с непреходящим азартом, и каждый кавалерист проявлял чудеса выносливости, силы и ловкости. Им случалось разбить противника, не потеряв ни единого воина тяжелораненым или убитым.

Тот бой у безымянной гряды холмов не стал исключением. Эртау дрались отчаянно, но их окружили и смяли, предварительно перебив под ними лошадей прием, который всегда заставал степняков врасплох. Кавалеристы сбивали противников на землю ударом меча плашмя, краем щита, тупым концом копья, потому что командир запретил бессмысленное кровопролитие. Рудра стремился преподать урок эртау, а не вырезать все племя до последнего щенка.

После боя, скинув доспехи и наскоро плеснув в лицо водой, полковник отправился в лазарет как всегда, навестить раненых, пусть их было немного. Один из лекарей углядел окровавленное плечо Рудры и полез к нему с бинтами, но полковник отмахнулся: пустяк, царапина. В бою степной клинок срезал застежку с панциря, рассадил кольчугу и слегка задел кожу. Сила удара, однако, была такова, что правая рука на мгновение онемела, и он чуть не выронил меч. Спас его только тяжелый щит, окованный железом Рудра отбивался им, пока к руке не вернулась чувствительность, а потом нанес противнику решающий удар.

Большая часть лекарей оказывала медицинскую помощь пленным. Степняка трудно взять в плен, пока он сам не свалится с ног от мощного удара или потери крови. Так что работы у лекарей было по горло. Внимание Рудры привлек молодой эртау, забинтованный поперек голой груди. Сквозь повязки проступила кровь, но он, сидя на земле, спокойно, методично расплетал косы, как будто рана его ничуть не беспокоила. Лицо его показалось Рудре знакомым, несмотря на покрывающую его грязь и засохшую кровь. Повинуясь минутному порыву, он подошел ближе и взял воина за подбородок. Тот сверкнул глазами, и тогда Рудра его узнал. Лет двадцати, плечистый, но еще по-юношески стройный, ловкий и быстрый. И очень сильный. Это его молниеносный удар разрубил на полковнике кольчугу. Молодой воин чуть не прорвал окружение, размахивая длинным мечом, тесня кавалеристов и вырвался бы с десятком-другим воинов, не прегради ему дорогу полковник Руатта.

В той короткой яростной схватке полковник осознал две вещи. До сих пор он не встречал по-настоящему сильных противников это раз, и два Единый Бог определенно на его стороне, если даровал ему победу над молодым воином, в котором будто сосредоточилась доблесть и сила всей Дикой степи. Помогло и то, что на полковнике был тяжелый доспех, а степной воин сражался практически голый, в одних кожаных штанах, даже без щита. К тому же он был измотан схваткой, несколько раз легко ранен Рудра видел на нем кровь, когда их взмыленные жеребцы плясали друг вокруг друга. А потом его охватило боевое безумие, и опомнился полковник только тогда, когда принял меч эртау на щит, полоснул его саблей по груди и добавил еще рукояткой в висок, чтобы уж точно свалить. Чистая победа!

Однако эртау, хоть и расплетал косы по степному обычаю, побежденным себя не чувствовал. Сидя на земле, он умудрился посмотреть на стоящего полковника сверху вниз. Отвернулся, и пальцы полковника будто сами собой соскользнули, не удержав. Красивый разрез глаз. Красивые губы, сжатые

в линию, чтобы не выдать никаких чувств. Даже уголок рта не дрогнул. Полковник не выдержал и усмехнулся сам. Победой над таким противником стоило гордиться! Интересно, каков был бы результат, сойдись они в равных условиях, с одинаковым оружием? Интерес его был чисто академическим. Эртау, грабившие коневодов Вер-Ло, равных условий своим жертвам не предоставляли.

Он забыл о молодом воине, наверное, в тот же момент, как прошел мимо. Но излишне ретивые подчиненные по-своему истолковали интерес командира.

Равнодушие полковника к постельным забавам давно кололо глаза его офицерам, привыкшим к степной вольнице. Война многое списывала, и даже образованные столичные аристократы были не прочь перенять кое-какие из дикарских обычаев. Командир закрывал глаза на то, что происходило в кавалерийских палатках, особенно после победы в бою. Но то, что он спал один, расценивалось многими как высокомерие.

Разумеется, никто не посмел бы претендовать на роль официального любовника. Всем было известно, что место занято давно и прочно, и не кем-нибудь, а самим наследным принцем. Но полковник не брал на ложе ни смазливых оруженосцев, ни молоденьких лейтенантов, ни даже пленных эртау (среди которых встречались вполне миловидные, даже по высоким столичным стандартам). Как будто молча осуждал принятые среди кавалеристов развлечения. Поэтому молодому степняку залечили раны магией, отмыли и подсунули в палатку к командиру. Голого и закованного в наручники.

Наручники были магические. Тот, на кого их надевали, подчинялся любым приказам. Абсолютно любым, на каком бы языке они ни были отданы. Разумеется, в Криде подобные артефакты были запрещены. Но они были не в Криде, а в Дикой степи, и три-четыре пары таких наручников ходило по рукам офицеров рангом повыше. Когда наследный принц, занимавший тогда должность начальника штаба криданской армии, приехал с инспекцией в ставку полковника Руатты, он приказал уничтожить противозаконные магические предметы, и приказ его был выполнен. Однако это случилось немного позже.

Степняк встретил полковника на коленях, склонив голову на скованные руки, так что черные волосы рассыпались по ковру, застилающему пол. Но полковник знал про наручники и не обольщался видом этой вынужденной покорности. Он даже почувствовал раздражение и злость на подчиненных. Но час уже был поздний, и он не ощущал в себе готовности разбираться с «подарком» и с теми, кто его подложил. Парень, укрощенный магией, был вполне безопасен и мог хотя бы провести ночь в палатке командира, а не на голой земле. Полковник, уставший за день, не ощущал отвращения при мысли, что за ужином ему будет прислуживать смуглый, обнаженный молодой эртау. Возможно, у него даже не возникло бы искушения воспользоваться подарком по назначению. Но все сложилось так, как сложилось.

Полковник сбросил сапоги и мундир, сел на ковер у низкого столика в походе кавалеристы жили по-простому, без кроватей и стульев, сидели и спали на полу, как степняки. Приказал:

— Я отменяю все отданные тебе приказы. А теперь налей…

Закончить он не успел. Степняк прыгнул, пытаясь схватить его за горло, и они принялись бороться, катаясь по ковру.

Разумеется, Рудра в любой момент мог приказать степняку прекратить. Но это почему-то не пришло ему в голову. Он и так неплохо справлялся. Эртау был шире в плечах, чем изящный полковник, и выше почти на голову. Однако ему мешали наручники, и рана, пусть залеченная магией, давала о себе знать. А может быть, он вовсе не так был полон решимости убить полковника, как пытался показать. Как бы там ни было, Рудра швырнул его навзничь, задрал ему над головой скованные руки и прижал всем телом к ковру. Тяжело дыша, он смотрел в темные глаза степняка, вдруг осознав, что его тело отреагировало вполне предсказуемо. Драка всегда была для Рудры мощнейшим афродизиаком, и сопротивление его невероятно возбуждало.