Птице Феникс нужна неделя
Шрифт:
– Хочешь?
Раньше они всегда делились едой, но в последнее время Дмитрий увлекся походами в тренажерный зал и занятиями с персональным тренером (София проверила, тренер был мужчиной), а она – борьбой с лишним весом. После рождения Марии ей так и не удалось сбросить пять намертво прилипших килограммов. И, наверное, хачапури было не самым разумным выбором. Но раз в год ей так хотелось себе это позволить!
Дмитрий снова улыбнулся, покачал головой. Его новое, сильное, мускулистое тело доставляло ему такое удовольствие, что он не готов был его потерять ради нескольких секунд сомнительной гастрономической радости. Софии тоже не помешало бы заняться своим внешним видом. Он уже несколько раз красноречиво намекал ей: подарил абонемент в фитнес-клуб,
Дмитрий отсалютовал ей водой.
– За нас! – и сделал несколько глотков.
София красноречиво посмотрела на свой бокал. Дмитрий едва заметно кивнул, подлил жене немного вина и с удивлением отметил, что бутылка почти пуста.
– Сколько ты выпила?
– Бокал.
– Это, наверное, был очень большой бокал, – не удержался от сарказма Дмитрий. София почувствовала, как кровь прилила к щекам. Она тупеет и деградирует на глазах. Как можно врать об одном бокале, когда рядом стоит пустая бутылка? София натужно улыбнулась.
– Как дела на работе? Как рейтинги? – Она решила уйти со скользкой дорожки.
– Поднялись на два процента, – пожал плечами Дмитрий, хирургически точными движениями разделывая куриный шашлык и наслаждаясь каждым кусочком.
– Это значит, – София задумалась, пытаясь подсчитать, – ты обгоняешь его уже на тринадцать процентов?
– На четырнадцать. – Дмитрий с удовольствием откинулся на спинку стула. – Пожалуй, у меня действительно есть все шансы попасть в городской совет. А потом у меня будет четыре года, чтобы подготовиться к битве за кресло мэра. Что скажешь, хочешь быть мэрской женой?
– Мерзкой женой? – хихикнула София. – Это у меня прекрасно получится.
Дмитрий широко улыбнулся. София могла поклясться, что он уже видит себя в кресле градоначальника.
– А знаешь что? За это, пожалуй, стоит выпить, – неожиданно предложил Дмитрий. Он снова щелкнул пальцами, и рядом оказалась на все готовая Тоня. – Нам, пожалуйста, бутылочку красного грузинского, сухого. – Он кинул взгляд на Софию. – Тебе освежить?
– Нет, мне хватит. – София чувствовала, что еще немного, и опьянеет. А этого никак нельзя было допустить. У нее были большие планы на вечер. К тому же красное сухое она ненавидела. Официантка ушла, Дмитрий крутил в руках вилку, а София смотрела в свой слишком быстро опустевший бокал.
Неловкая пауза.
– Ты читал то, что я тебе присылала? – робко спросила она.
– Нет, я был занят, прости. Я прочту, когда будет минутка. Тебе же не горит?
– Нет-нет. – София замотала головой. У Дмитрия на носу избирательная кампания, а она пристает со своими глупыми писульками. Тоня снова появилась, неся в руках бутылку. Предложила Дмитрию дегустировать вино. Тот попробовал и кивнул. Пожалуй, он был единственным из известных Софии мужчин, кто при этом не выглядел глупо. Тоня налила вино, Дмитрий поднял бокал и многозначительно посмотрел на опустевший бокал жены. София виновато улыбнулась.
– За победу? – едва сдерживая гордость, предложил Дмитрий.
– За нас. – Она подняла пустой бокал и чокнулась.
Понедельник
Мартин
Мартин очень любил моменты, когда вся семья собиралась за большим родительским столом. К сожалению, осознание этой любви пришло слишком поздно – после смерти матери три года назад. Тогда он впервые вошел в осиротевший родительский дом и ощутил странное щемящее чувство. Будто что-то безвозвратно утеряно, и даже он не в силах это изменить. Единственное, что в его власти, – собрать крошечные угольки, раскиданные повсюду, и попытаться раздуть из них костер, который смог бы обогреть старый дом. Большая часть тепла и уюта ушли из дома вместе с матерью. Его прекрасной матерью. С ее вечным «Мартин,
Он бросил быстрый взгляд на Анну, державшую на руках малышку Ленне. Что ж, что касается любви к ровне, то в этом мама ошибалась. Четыре его предыдущие связи с актрисами, моделями и певицами потерпели полный крах. Счастье и покой он обрел лишь рядом с Анной. И хотя мама ее любила и всячески благоволила ей, Мартин знал, что она всегда считала Анну транзитным вариантом. Жаль, что мама не дожила до рождения Ленне, наверняка младшенькая стала бы ее любимицей. И тогда она поняла бы, что транзиты окончены, его поезд пришел на конечную остановку. Мартин вошел в гостиную – за массивным дубовым столом с острыми углами собрались все его дети. Все пятеро его детей. Анна передала Ленне его старшей дочери – Тине – и принялась хлопотать вокруг стола, начиная сервировку. Тина – копия мать, Снежная королева в юности – принялась развлекать Ленне. Та сестру просто обожала и заливисто хохотала, пытаясь ухватить Тину за нос, но девушка ловко уклонялась и, казалось, получала не меньшее удовольствие от игр с малышкой. Мартин подумал, что не успеет он оглянуться, как Тина и сама подарит ему внуков. Хотя нет, сейчас дочь была занята карьерой и вовсю развивала свой статус «восходящей звезды норвежского телевидения». Она с готовностью принимала участие во всевозможных реалити-шоу и мечтала о роли в сериале. Мартин поддерживал Тину во всем, но, несмотря на безусловную отцовскую любовь, он не мог игнорировать факт, что Тина не унаследовала талантов своих родителей. Впрочем, как и два ее брата – угрюмые, угловатые, совершенно непохожие ни на Мартина, ни на красавицу мать. По какой-то странной иронии оба присвоили себе самые худшие черты родителей.
Старший – Хокан – пытался скрыть свою непривлекательность за татуировками, тоннелями и цветным ирокезом, которые лишали всех желающих малейшей возможности разглядеть его настоящую внешность. В последнее время Мартину было с ним тяжело. Хокан максимально дистанцировался от отца и делал все, чтобы не быть на него похожим. Любые вопросы о нем он воспринимал почти как личное оскорбление. Что ж, можно понять. Как отец он, Мартин, провалил свою задачу. Его никогда не было рядом, а едва Хокану стукнуло шесть, они с его матерью развелись. Хорошо, что Александр – младший сын – оказался умнее подростковых протестов. Хороший, скромный парень. В очках, с кожей, усеянной плотной вуалью акне, и коротко стриженными темными волосами. Увлекается биологией и химией, возможно, станет ученым. Ничто, кроме фамилии, не выдает в нем связи с отцом. Кажется, когда они его зачали, Мартин был очень пьян.
Он посмотрел на Анникен – среднюю дочь, от второй связи. Три недели назад ей стукнуло двенадцать. Анникен сторонилась остальных детей и явно чувствовала себя не в своей тарелке. Она сидела возле стола, сгорбившись и сложив руки на коленях. Мартин сделал несколько шагов в ее направлении и присел рядом, поправив золотистые волосы – Анникен была на редкость симпатичной, хотя и не похожей на мать, с которой Мартин прожил восемь лет, но так и не сумел сохранить отношения. Точнее, это Мерит не захотела за них бороться. Сказала, что устала от одиночества. Мартин ее понимал и не винил. Со своими бывшими женами он остался в хороших ровных отношениях и, едва у него появлялась такая возможность, старался собирать всех своих детей вместе.
– Как дела? – спросил он у дочери.
– Хорошо, – тихо ответила Анникен.
– Как школа?
– Хорошо.
– Как твои уроки пения?
– Я бросила, – прошептала Анникен и сжалась, словно ожидая удара. Мартин обеспокоенно посмотрел на дочь – да что с ней? Как будто она его боится.
– Почему, милая? – Он попытался говорить максимально мягко, даже понизил голос, разговаривая с девочкой словно с младенцем.
– Я плохо пою, – едва слышно прошептала Анникен. Мартин растерялся. Он слышал, как поет Анникен. Это не было ни хорошо, ни плохо. Это было… обычно. Он снова погладил дочь по голове.