Птице нужно небо. Часть III и IV
Шрифт:
К Наистэсу обращались скупцы, которым предстояло развязать кошели — чтобы бог помог им сделать это с легким сердцем, ни о чем не жалея. Ему молились ищущие чужой щедрости, а также… жаждущие праздника. А уж если ты сам собираешься устроить праздник и выставить щедрое угощение для многочисленных гостей, иди без лишних сомнений к Наистэсу — и праздник пройдет легко, веселье будет безоблачным, всем гостям хватит и вина, и угощения. Главное — не позволить жадности закрасться в твое сердце, стоит ее туда запустить — и все веселье разом закончится, осыплется едким пеплом, оставив по себе лишь горечь…
Знаешь, Наистэс, я никогда не отличалась особенной щедростью.
Почти без задержки минула я изображение Рехатры — богини власти и ответственности. Никогда не стремилась к власти… Разве что собственной жизнью владеть хотела, да и то отдавала себя отчет в том, что это возможно лишь до известной степени. От ответственности никогда не отказывалась. И впредь не собираюсь. Но уже если меня призывают к ответу, хочу знать, в чем мой проступок.
Еще одно загадочное сочетание — границы и смысл. Богиня Сэнтарит. Хотя, если вдуматься, можно разглядеть в этом некую логику — границы упорядочивают, порядок помогает разглядеть смысл. И я бы сейчас не отказалась от приведения в порядок собственной памяти. А там, глядишь, забрезжил бы на горизонте и смысл всего происходящего.
Веринех, бог тайн и укрытий. Эй, Веринех, знаешь, а от меня спряталась моя память! Это не ты ли помог ей укрыться?
Оурнар. Свобода и разлука. Не помню, говорили ли мы прежде. Наверняка — это было бы логично, я ведь стремилась к свободе. Но… смерть — это, конечно, тоже своего рода освобождение, однако я, несомненно, имела в виду что-нибудь другое, обращаясь за помощью. Может, еще не поздно что-нибудь исправить? Да и разлука с собственной памятью удручает…
Из храма я вышла, когда уже совсем рассвело, и отправилась почему-то не обратно в общежитие, а на задний двор, к конюшням.
Там сегодня царил Майл Кодеро:
— Слушайте меня, сопляки! С сегодняшнего дня и до конца практики, то есть на ближайшие три декады я для вас отец и мать, а также его величество император и бессмертное божество в одном лице. Слушаться меня — безоговорочно!..
Я махнула Майлу рукой, обращая на себя его внимание.
— О, Лари! — обрадовался боевик. — Ты как?
— Да ничего, — улыбнулась в ответ.
— Говорили, у тебя были какие-то неприятности. Надеюсь, они уже позади?
Вот ведь деревня, все обо всем знают! Какие уж тут тайны и укрытия — разве что во мне и от меня же.
— Еще не совсем, но я над этим работаю, — усмехнулась.
— Ну ладно, удачи тебе! А я, вишь, опять первокурсников на практику везу. Надеюсь, в этот раз поспокойнее будет, чем тогда с вами, — рассмеялся Майл.
Я стояла, и улыбаясь смотрела вслед группке всадников, покидавших школьный двор. Да-да, что-то такое было с нами на практике, что-то важное для моей пострадавшей памяти. Нет, я не стану сейчас перенапрягаться, силясь восстановить ход событий, от этого будет только хуже. Но теперь, когда я знаю одну ниточку, за которую можно зацепиться, я непременно найду способ вытянуть свою пропажу на белый свет.
С Марисой мы, как и было обговорено, встретились за завтраком и уже из столовой переместились в ее кабинет. Вообще-то какие-то наметки у нее уже были, все-таки магистр не только на меня рассчитывала. Сложности она испытывала только с расстановкой акцентов, и тут уже
— Да-а-а, — мечтательно протянула Мариса, — вот, к примеру, саа-тши. Что мы о них знаем?
— Но саа-тши — не животные, — возразила я.
— С чего это ты взяла? — удивилась магистр.
Я попыталась сообразить, что из моих познаний о саа-тши можно сделать достоянием общественности, а о чем лучше умолчать. Не в силах принять решение, я автоматически схватилась за амулет-чешуйку:
«Мать-змея, ты слышишь меня?»
«Конечно, детка!»
«Я тут раздумываю, что можно знать о вас человеческим ученым… Так, чтобы вам это не навредило».
«Рассказывай все, что может показаться людям интересным, — дала добро саа-тши. — Мы уже достаточно окрепли, чтобы вернуться в мир. Ну а те, кто будет настроен к нам враждебно, все равно не найдут пути в наши убежища».
— Знаешь, Мариса, они вполне разумны. И ментальное общение у них не образное, а вербальное. Мало того, их правящий род обладает второй ипостасью — человеческой.
— Ли-и-ира! — с разочарованием в голосе протянула магистр Кробах. — Это же сказки! Для диких крестьян, но никак не для ученых-магов. Тебе, с твоим-то образованием, подобном даже говорить стыдно!
— Видишь ли, — терпеливо продолжила я, — то, о чем я тебе говорю, известно мне не из легенд и преданий, а из собственного опыта.
— Какого еще опыта? — все еще не веря, буркнула Мариса.
«Покажем ей, Мать?»
И мы показали — покрытые чешуей (реальной, не иллюзорной) щеки и мои глазки с вертикальным зрачком. Магистр впечатлилась. Даже руку протянула, чтобы чешуйки потрогать и убедиться, что ей не кажется.
— Ты сама — саа-тши? — требовательно спросила она.
— Нет, я человек. Просто змеи наделили меня некоторыми своими дарами. Вот, например, о моей невосприимчивости к ядам ты ведь слышала?
Мариса кивнула. Задумалась.
А я застыла, застигнутая врасплох внезапно накрывшей меня волной осознания: я говорила с саа-тши! Само по себе это не должно удивлять, поразительно было другое — я не разу не вспомнила ни о змеях, ни о своем даре с самого момента пробуждения в доме Дэйниша. Течение моих мыслей как-то виртуозно огибало некоторые подводные камни — и я ни разу не задумалась о многих событиях, которые так или иначе были с этим даром связаны. Вот, например, император — он ведь награждал меня в тот момент, когда вылез герцог со своими претензиями. А за что награждал? Во-о-от! Почему-то мне ни разу за все прошедшие дни не пришло в голову подумать об этом. И то, что меня сегодня зацепило в словах Майла о неспокойной практике — теперь-то ясно, ведь тогдашние события были напрямую связаны со змеиным даром…