Птице нужно небо. Часть III и IV
Шрифт:
Чтобы проверить свое предположение, я попыталась войти в транс, и — о, чудо! — у меня наконец-то получилось. Ну что сказать, раны от иглы и впрямь исчезли, но все остальное выглядело — вернее, ощущалось — удручающе. Медленно-медленно я входила в поток, не рискуя нырять глубоко, словно это был мой первый контакт с миром — как тогда, в замке, больше трех лет назад. Мир принимал меня легко, и я попробовала слиться с потоком, но меня почти сразу вышвырнуло наружу.
Предупреждение я поняла: рано. Сначала — каналы. Прокачивать, укреплять, овладевать собственными потоками, иначе слияние может привести к усилению
— Гм… — выдала я. — эдак ты, выспавшись днем, мне ночью тут развлечение какое-нибудь устроишь?
Филшу повела ушами, отрыла глазки, потянулась, развернула крылья и захлопала ими, обдав меня воздушной волной. Я рассмеялась и мягко столкнула зверюгу с коленей на одеяло. Киска немного повозилась и вновь угнездилась, погружаясь в дрему. Похоже, она столько напереживалась за последние дни, что теперь сон в моем обществе был целительным и для нее.
Мне же пришлось выбраться из кровати, чтобы принять душ и переодеться. Потом я подвинула филшу и устроилась рядом с ней. Кошка — ну а как ее еще назвать? — снова перебралась мне на живот. Я заглянула к ней под одеяло, встретилась взглядом с голубыми, с желтоватым проблеском, фонариками.
— Ну что, киска, похоже, мы с тобой теперь вместе, да? Тогда ведь надо тебе какое-то имя дать, а у меня, как назло, с фантазией слабовато. Филшу… Филька. Согласна Филей быть?
Не думаю, что зверюга много поняла из моей речи, но в ответ я получила волну эмоций самого разного толка, в которой преобладали удовлетворение и что-то похожее на признательность. Кажется, меня даже уже любили.
Мысль, посетившая меня на пороге сна, отразила вялое удивление: «Надо же, носилась-носилась со своей идеей-фикс, достигла цели — и никакого катарсиса. Только моральные терзания и вагон работы над собой впереди».
Глава 9
Работу над собой пришлось отложить на следующий вечер, потому что с утра меня ждала лечебница. Моральные терзания при этом никуда не делись, даже усилились — вероятно, на фоне облегчения физических страданий, все-таки болезни неплохо отвлекают от всякой тягостной рефлексии.
Нельзя сказать, чтобы это сделало из меня плохого работника, но настроение чувствовалось, и к концу смены Рьен позвал меня в свой кабинет — потолковать.
— Что опять случилось? Ты ведь… разобралась с памятью? Или тебе нужна помощь?
— Ох, Рьен, я ведь так и не сказала тебе, что память ко мне полностью вернулась!
— Почему грустишь тогда?
— Да вот… С одной стороны, я достигла своей великой цели — избавилась от храмовой защиты. Мне бы радоваться, но — хреново. Потому что по пути растоптала свою дружбу с Дэйнишем… Я его использовала, понимаешь?
Целитель уселся рядом со мной и задумался. Потом медленно заговорил:
— Знаешь, я бы мог тебе сказать, что ничего страшного, мол, помиритесь когда-нибудь. Не стану. Как не стану и спрашивать, что именно произошло — подозреваю, что ты и не захочешь в подробностях рассказывать…
— Не захочу, — помотала головой я.
— Но одно я точно знаю — боль пройдет. Это я тебе как целитель говорю. Но ей нужно позволить
— Гхм… Рейн, не могу сказать, что услышала сейчас от тебя что-то абсолютно новое, о чем прежде сама не догадывалась, но все равно — спасибо тебе за эти слова. Я еще не готова выпустить боль — но буду думать об этом.
Я и в самом деле была не готова — самоедство, как ни странно, приносило мне какое-то моральное удовлетворение, муки совести воспринимались как справедливое наказание. Непродуктивно и бессмысленно, но вынырнуть из этого тупикового состояния мне покуда не удавалось.
Кстати, и тренировкам оно очень мешало. Я это осознала вечером, когда вновь попробовала работать с потоками. Вдруг как-то со всей ясностью пришло понимание, что для успешной работы надо себя любить, а наказывать и без того найдется кому.
Любила меня Филька — изо всех своих звериных сил сигнализируя мне о своем чувстве. Малышка с утра отказалась остаться в комнате или вернуться в питомник. Пришлось оставить там записку магистру Кробах, чтобы она не волновалась о потере животного, а филшу взять с собой в лечебницу. Там она и провела весь день у меня на плече, развлекая больных, и только во время беседы с Рьеном перебралась на колени.
…Я почесала шерстяную шейку. Филху прогнулась и закатила глаза в удовольствии, а потом вжалась в меня, для надежности обхватив хвостом, насколько хватило его длины.
Рьен был прав во всем. И я попробовала последовать его совету — для начала поговорить с тем, кто точно меня выслушает и, вероятно, найдет нужные слова для утешения. Я позвала саа-тши. И мать-змея действительно слушала меня, пока я делилась своими переживаниями, а потом сказала то, что надо было сказать:
«Девочка моя, не ешь себя. Кто из нас проживет и за всю жизнь не причинит никому ни зла, ни боли? Возможно, человек, которого ты обидела, когда-нибудь найдет в себе силы простить тебя и вернется в твою жизнь. А если нет, то ты сможешь вспоминать о нем то хорошее, что видела от него. И будешь благодарна богам уже за то, что он в твоей жизни был».
«Я и впрямь благодарна. Просто пока не смирилась с этим «был». Он был первым моим другом в Лербине и очень помог мне на первых порах».
«Вот видишь! Просто думай о том, что вас связывало — и продолжает связывать, а не о том, что вас разъединило».
Эта беседа с саа-тши и в самом деле принесла мне облегчение. Нельзя сказать, что я перестала терзаться виной, но эти терзания больше не отнимали у меня жизненных сил, не вмешивались в каждую мысль и каждое действие. Я всегда могла, как советовала мать-змея, вспомнить светлые моменты, и боль сменялась грустью, а с грустью уже можно было как-то жить.
Во всяком случае, я смогла начать серьезные тренировки. Дело было знакомым и шло гораздо быстрее, чем три года назад. Уже спустя декаду я вполне уверенно обращалась со своими потоками. Конечно, я пока не рисковала применять магию на новом уровне, но сила подчинялась мне — и я решила, что уже можно исполнить свою задумку…
Ректора я застала в его кабинете, и при виде меня он с облегчением отодвинул в сторону бумаги, которые пытался читать.
— Что скажете, студентка… Май-Рок? — улыбнулся магистр.