Птицеед
Шрифт:
Опустошённый до последней капли.
Болохов ниже меня на полголовы, носит чёрное, плюет на треуголки и предпочитает шляпы с полями. Пшеничные усы, высокие залысины, чуть красноватое лицо и ярко-голубые безучастные глаза. Они холодны, даже когда росс веселится. В них нет никаких тёплых эмоций. Порой его правую щёку пронзают тики, и тогда она дёргается вместе с нижним розовым веком, а уголок рта начинает плясать, то ли пытаясь улыбнуться, то ли скривиться. Мне всегда кажется, что под этой щекой кто-то живёт, какой-то проклятый совами
Мы с Болоховым друг друга терпеть не можем. Без особой личной причины, признаюсь в этом. Просто бывают люди, которые подходят один другому, как перчатка стопе. Я не жалую Белую ветвь – это тёмный путь колдовства, плотно завязанный на человеческой крови и смерти. Он не жалует мою излишнюю «щепетильность» в вопросах, которые его не заставляют даже вздрогнуть.
Но мы как-то уживаемся, когда меня приглашают в отряд. По большей части времени старательно не замечаем.
Очень удобно.
– Повезло Жану и Манишке, – проворчал стоявший недалеко от меня сутулый Бальд, почесывая крупный, похожий на картофелину нос. – Как же они вовремя потерялись, выклюй совы им глаза.
Капитан отправил этих двоих назад, с вестью лорду Авельслебену из благородного дома Грачей. Они уехали ещё утром (хотя для большинства в этом мире вечного розового месяца и не понять, когда утро, а когда вечер) и не вернулись спустя двенадцать часов. Может заблудились, может, их что-то задержало, а может… Ил – опасное место. Люди здесь пропадают по тысяче совершенно разных и порой совершенно незначительных причин.
Так что, может, им и повезло, когда уцелевшая часть нашего отряда проводила жеребьёвку. А может, и нет.
Капитан зажал палочки в кулаке. Он у нас суровый малый, пускай и похож на фарфоровую куклу. Весь такой ладный, высокий, плечистый, со смазливым личиком и золотистыми волосами под щегольской шляпой с пером. Не идёт, а танцует. Не говорит, а почти поёт. К его одежде не липнет грязь. Раньше я пытался разгадать эту загадку – отчего ни на камзоле, ни на плаще, ни на бриджах, чулках или ботинках нет ни пылинки, даже когда мы лезем через болото? Но решил, что в мире слишком мало загадок, чтобы я уничтожил и эту.
– Приступаем.
Я осмотрел всех наших. За годы совместных путешествий в Ил это стал и мой отряд. Пусть я, как и Голова, приходящий человек. Отправляющийся с ними в рейды лишь по личному приглашению командира. Когда требуется нести булыжники или искать альтернативные пути в неизведанных уголках.
Мы сейчас – довольно унылое, если не сказать жалкое, зрелище.
Уставшие. Грязные. С расцарапанными лицами и перевязанными головами. На нас разномастная одежда: камзолы, куртки, плащи, сапоги, ботинки, рейтузы, штаны или лосины. Мы не регулярная армия и даже не отряд какого-нибудь благородного дома Айурэ. Для того чтобы вместе отправиться в Ил, нам не нужна одинаковая форма: алые камзолы, высокие шапки гренадеров, белые ранцы, да жёлтые барабаны с золотыми
Мы – дикие хорьки. Наёмники. Так что одинаковое у нас одно – плащи из соломы. Темно-жёлтые, бурые по краям, растрёпанные и тяжёлые, когда идут дожди. Сейчас лишь некоторые из нас носят их на плечах, остальные свернули и убрали к перемётным сумкам, но ночами или в местах уж совсем жутких – мы все похожи на ожившие снопы соломы, а точнее, на крестьян из прошлого. Потому что там, куда я их привожу, нет лучшей защиты от множества проблем, чем быть похожим на птичье гнездо. Порой это надёжнее и эффективнее, чем руна под языком.
Капитан стоял в центре, в широком кольце наёмников. Лишь Толстая Мамочка не покинула возвышенности, наблюдая за обстановкой, чтобы никакая тварь не подкралась – и её серая массивная фигура чётко вырисовалась на фоне бледного неба.
Мои пальцы провели по рукояти Вампира – узкой, лёгкой сабли. Нащупали один едва заметный бугорок, а за ним – две слабо ощутимые выемки. Пришла привычная мысль, что, возможно, удача в поисках рано или поздно мне улыбнется.
– Хватит уже лыбиться, проклятый везунчик, – буркнул Бальд чернобородому громиле по прозвищу Громила. – Иди давай.
И тот, чуть виновато поведя могучими плечами, оставив клинок, шагнул к Капитану, под напряжёнными взглядами товарищей.
Когда «Соломенные плащи» идут в Ил, все, кроме меня, Капитана, Болохова, Головы и Толстой Мамочки, вытаскивают из мешка кубики с цифрами. Номер, который они получают, очередь, когда приходит время тянуть жребий. И Громиле на этот раз очень повезло – у него крайне высокие шансы на длинную палку.
Так и случилось. Он вытянул, оскалился, сломал её пополам, бросил на землю, вдавил каблуком ботинка.
Настала очередь следующего. И следующего. Каждый отправлявшийся испытать удачу прежде складывал на землю всё своё вооружение и только затем шагал к Капитану, чтобы довериться милости Рут Одноликой. Остальные, наоборот, держали оружие наготове.
Смертельный жребий – штука довольно противная. Когда он оказывается у тебя в руке, ты можешь устроить всякое, несмотря на безысходность и отчаяние. В том числе и сражаться за свою жизнь, разом забыв о всех оговорённых ранее правилах. И хорошо бы, чтобы, когда такое случится, у тебя не было при себе чего-нибудь острого.
Хорошо для нас, а не для тебя, разумеется. Ибо мы все слишком сильно нервничаем, как бы ты чего не выкинул напоследок. Хотя в нашем отряде подобное ни разу не происходило.
Пока.
А вот в других – бывало.
Дорога в Ил прочерчена человеческой кровью не только на бумажных картах. И… дорога из Ила тоже.
Парни по одному выдёргивали из сжатого кулака Капитана жребий. Слышались вздохи облегчения. Нервный смех. Ругательства. Колбаса попросту сел на корточки, на несколько мгновений спрятал лицо в широких ладонях, и никто не посмел бы насмехаться над этим кратким мгновением слабости.