Птицеферма
Шрифт:
— Может, и стер бы, — соглашается Ник. — Но ему тут и без меня хватит на ком сорвать свой гнев.
Вынуждена согласиться. Обреченно оглядываю обстановку комнаты. Рвота и медикаменты повсюду.
— Подчистила запасы Совы? — предполагает Ник.
— Похоже на то, — соглашаюсь.
Накатывает дикая усталость и апатия. Ужасно хочется пить, а ещё — умыться. У меня ощущение, что я вся пропиталась запахом рвоты.
Олуша пытается встать на четвереньки. Ник поддерживает ее за плечи; оглядывается на меня.
—
— Есть, босс, — бормочу, поднимаясь с пола не быстрее, чем это обычно делает Сова.
Вода есть на столе в большой банке, стакан — тут же. Наливаю с трудом — руки еще трясутся.
И только когда я протягиваю Нику стакан, в коридоре раздаются шаги сразу множества ног.
Ник был снова прав: о его несанкционированном уходе из столовой благополучно забывают, стоит Главе увидеть Олушу и то, чем украшена ее комната.
Голоса, крики, ругань.
Помещение наполняется людьми. Они все прибывают и прибывают — всем хочется увидеть, из-за чего сыр-бор. В отличие от остальных, пячусь из комнаты прочь, против потока любопытствующих.
Мне больше нечем помочь Олуше, даже если бы хотела. Но взять на себя вину за кражу медикаментов — чересчур даже для меня.
— Что там? Что там? — подоспевшая к месту основных событий Чайка нетерпеливо хватает меня за плечо, позабыв нашу недавнюю размолвку. Сейчас для нее любой — друг, если поделится информацией.
Вырываю руку и собираюсь послать ее куда подальше, как за моим плечом появляется Ник.
— Пошли отсюда, а? — кивает мне в сторону коридора, ведущего к нашей комнате. — Пусть Филин разбирается сам.
— Пошли, — соглашаюсь. Мне нужно помыться и переодеться. И поскорее, пока меня саму не стошнило.
— Да что там случилось-то?! — жалобно восклицает Чайка уже нашим спинам.
Игнорирую. Пусть лезет на передовую и выясняет все, что ей вздумается. А я умываю руки в прямом и переносном смысле. В прямом — как можно скорее.
Но Ник считает иначе; оборачивается.
— Отравилась, — сообщает широко распахнувшей от нетерпения глаза Чайке. — Или с собой хотела покончить, или от ребенка избавиться.
Будь я медиком, то в этот момент предложила бы женщине измерить давление. А лучше — пройти полное медицинское обследование. Потому что у здорового человека не могут настолько выпучиваться глаза.
— Ребенка?! — ахает.
В нашу сторону начинают заинтересованно поворачиваться головы.
— А вы что, не знали? — «удивленно» спрашивает Ник.
— Вы слышали?! — взвизгивает Чайка. — Олуша беременна!
А затем коридор наполняется гулом голосов. Все говорят одновременно, а Чайка — громче всех.
— Пошли, — шипит Ник мне на ухо, увлекая за собой по коридору подальше от столпотворения.
В последний раз оглядываюсь через плечо: люди шумят,
— Думаешь, если все будут знать о положении Олуши, Филин не вынесет ей жестокого наказания? — спрашиваю.
Ник тоже оглядывается.
— Кто этого урода знает, — откликается. — Но может, есть в них что-то человеческое.
— В Чайке-то? — слабо верится.
Напарник дарит мне красноречивый взгляд.
— Ну, не в Филине же.
Благодаря утренним потрясениям филин объявляет сегодняшний день выходным и запирается у себя в кабинете — подумать.
Сова собирает оставшиеся медикаменты в комнате Олуши и подсчитывает ущерб.
Фифи и Рисовка помогают привести помещение в порядок.
Остальные пока что предоставлены сами себе.
Переодевшись, тем самым лишив Ника последнего комплекта чистой одежды, наведываюсь в комнату, ставшую центром событий сегодняшнего утра. Узнаю обстановку, выясняю, что Олушу заперли до решения Главы, и отправляюсь к себе.
Погода сегодня солнечная и ветреная. Нет смысла бездельничать — меня ждет стирка.
Когда возвращаюсь, Ника в комнате нет, хотя он и оставался там, когда я уходила.
Сгребаю грязные вещи в таз и выхожу на улицу.
Стирать мне немного: только испорченное вчера платье и два комплекта одежды сожителя. Поэтому решаю использовать воду из наполненных недавним дождем бочек. Идти к реке ради пяти вещей не хочу.
Чайка в компании Кайры, Зяблика, Пингвина, Ворона и Савки обнаруживается сразу на крыльце. Кто-то сидит на ступенях, кто-то — на перилах. Главная сплетница, конечно же, возвышается над всеми на самой верхней ступени и громко вещает:
— Ну а что? Это же чудо! Радость! Радость, я вам говорю. Нарожает нам всем детишек, и будем жить как нормальные люди. А то что? Вымрем же, будто и не было нас!
— А что? Я бы сына воспитал, — бормочет Пингвин.
На мгновение прикрываю глаза, слушая их речи, и быстро прохожу со своим тазом мимо.
— Гагара! — моя персона тут же привлекает внимание Чайки. — А ты что думаешь? Ребенок — это же чудо, правда?
С каких пор мое мнение стало волновать Чайку?
— Чудо, — отвечаю.
И ухожу.
Не мне ей объяснять, что на Пандоре не бывает чудес.
ГЛАВА 36
К обеду ничего не меняется.
Кто-то занимается своими делами, как я — стиркой. Кто-то использует свободное время для отдыха и не кажет носа из комнат. Группа благодарных слушателей Чайки по-прежнему заседает на крыльце, выдвигая все новые и новые варианты возможного использования Олуши как инкубатора для рождения детей и обмусоливая открывающиеся в связи с этим перспективы для всех. Тошно.