Птицелов

Остапенко Юлия Владимировна

Он увидел это словно наяву: голова откинута на спинку кресла, глаза прикрыты, бескровные губы змеятся в улыбке, в руке — пустой кубок с кроваво-красными потёками вина… Ты придёшь ко мне… Марвин . Никуда не денешься. Не тебе выбирать. И не мне.

И себя увидел: белого, как чистый снег северных земель, с занесённым мечом в руках.

Приду. Никуда не денусь.

Марвин тряхнул головой, прогоняя наваждение, поспешно сгрёб свои вещи и принялся остервенело запихивать их в дорожную котомку. Ничего не получалось — и он не сразу сообразил, что котомка слишком мала. Бросил всё, подошёл

к окну. Внизу конюх вёл в узде осёдланную Ольвен. Осёдланная Ольвен в узде — Единый, звучит словно музыка! И как он насладился бы этой музыкой, если бы мог! Но он не мог. Не время было наслаждаться. У него был приказ, долг, цель. Всё это не имело с Лукасом Джейдри ничего общего. Так что придётся ему подождать.

И, выезжая из северных ворот столицы за три часа до заката, Марвин неведомо почему чувствовал, что на этот раз победил.

— Насколько я помню, ты предпочитаешь белые вина. Сухие, верно?

— Мне бы твою память, — усмехнулся Лукас, прикидывая про себя, за чем ещё, помимо его рациона, приглядывают ищейки Дерека. Потом решил, что лучше об этом не задумываться. Тем более что вино в самом деле оказалось отменное — именно в его вкусе. Лучше вина была только служанка, подававшая им на стол. Впрочем, служанкой её назвать язык не поворачивался. Одета она была довольно грубо — в суконное платье с узкой юбкой и низким квадратным вырезом, — а отливающие золотом волосы были стянуты узлом на затылке… Вот только кокетливо струящийся вдоль виска локон не выбился из причёски, а выпущен намеренно, белая шея гладкая, как шёлк, руки тонкие, без следов мозолей, и осанка — как у потомственной герцогини… Очень интересно, очень.

— Благодарствую, — сказал Лукас, принимая кубок и неотрывно глядя на женщину. Взгляд её был смиренно опущен долу, но чувственная ложбинка между ключицами и мерно вздымающиеся холмики грудей, видневшихся над вырезом, говорили сами за себя. Она налила Дереку, сидящему с другой стороны стола, напротив Лукаса, и тот не удостоил её даже кивком. Поднял бокал прозрачного белого хрусталя — желтоватая поверхность вина заискрилась в свете обильно расставленных по комнате свечей. Комната была маленькой, богато меблированной, все ставни в ней были закрыты наглухо, а у дверей бдительно караулил рыцарь-патрицианец. Дерек уверял, что их никто не потревожит. И это единственное, что Лукасу действительно не нравилось.

— Здоровье короля, да хранит его Единый в благости своей! — чинно провозгласил Дерек.

— Да хранит, — согласился Лукас и, осушив бокал, открыто посмотрел на женщину, старательно, но неумело разрезавшую кроличье мясо на серебряном блюде. — Мог ли я видеть благородную месстрес при дворе?

Женщина зарделась и бросила на Дерека смущённый взгляд. Тот мимолётно скривил губы, явно недовольный такой бесцеремонностью. Лукас смотрел на него, стараясь не улыбаться — что ж, парень, не я навязал тебе эти правила, сам виноват, получай теперь.

— Месстрес Селест из Наворна, — бесстрастно сказал Дерек, кивком указав в сторону женщины и по-прежнему на неё не глядя. — Отбывает епитимью за грех гордыни.

Селест из Наворна, будучи официально представленной, присела в глубоком чопорном реверансе. Вырез платья трактирной служанки был глубже, чем декольте придворных дам, и, пока месстрес раскланивалась, Лукас успел вдоволь налюбоваться её грудью. Потом встал и неторопливо поцеловал руку грешной

месстрес.

— Счастлив знакомству, — проговорил он. — И буду не менее счастлив продолжить его, когда ваш грех гордыни окажется искуплен.

Он не был уверен, уловила ли месстрес Селест его намёк — глаз она так и не подняла, хотя слабая улыбка, тронувшая её губы, говорила о многом. Лукас сел на место, и все тут же словно забыли о только что состоявшемся официозе — Селест из Наворна опять превратилась в простую служанку, а Дерек Айберри — в магистра патрицианцев, принимающего гостя. Впрочем, им Дерек быть и не переставал.

Затем они выпили за здоровье королевы и скорое появление королевских отпрысков — отнюдь не бесполезный тост, поскольку рожать Артену наследников Ольвен явно не торопилась. Потом Дерек предложил подкрепиться, потом последовал разговор о погоде и самочувствии… Лукас с удовольствием угощался запасами патрицианцев, гадая, что бы всё это значило. Вряд ли Дерек настолько поглупел с годами, чтобы устраивать подобный спектакль для него. Тогда для кого? Неужели для этой роскошной шлюхи?

Когда весь этот фарс начал Лукасу поднадоедать, Дерек обратил на Селест из Наворна каменный взгляд.

— На сегодня ты свободна, — равнодушно сказал он. Женщина поклонилась — не так, как девушки в трактирах, но это от неё и не требовалось. Когда они остались вдвоём, Дерек встал и задул все свечи, кроме тех, что стояли на столе. Маска холодной вежливости сошла с его лица, теперь он казался просто усталым. Похоже, начинался второй акт.

— Дерек, Дерек, — протянул Лукас. — А как же ваш хвалёный обет целомудрия?

— Приходится блюсти. Порой это нелегко, — ответил тот, снова садясь напротив Лукаса. — Извини за всё это. Я не мог позволить ей увидеть, какие у нас отношения. Назавтра знал бы весь двор.

— А обойтись без неё никак было нельзя?

— Никак. Встреча без свидетелей вызвала бы ещё больше подозрений… всё равно ведь пронюхают. А теперь — пусть думают, что я встречаюсь с давним врагом.

— Хотелось бы знать, к чему такая секретность, — заметил Лукас, откидываясь на спинку кресла. Кресла у патрицианцев, надо сказать, удобством не отличались — это он понял давно. И эффект, на который это было рассчитано, тоже.

— К тому, что, если ты не в курсе, людей герцогини сейчас вешают.

— В самом деле? — Лукас сладко потянулся, безмятежно взглянул на Дерека. — Дай-ка я припомню, кто втянул меня в эту войну? Да ещё и втравил в самую жалкую кампанию из всех, которые я видал, заставив выводить из оцепления банду наёмников?

— Дела пошли не совсем так, как мы рассчитывали.

Лукас рассмеялся.

— Да брось ты! Раньше выпадет прошлогодний снег, чем что-то в этом стране пойдёт не так, как угодно мессерам патрицианцам. Ладно, Дерек, мы и так слишком много времени потратили на преамбулу. Зачем ты меня вызвал?

— Затем, что ты мне можешь понадобиться. А кроме того есть кое-что, что, я думаю, тебе будет небезынтересно узнать. Касательно твоего подкидыша.

Подкидыша… Славное определение. Марвин бы оценил.

— Начнём, пожалуй, с первого, — сказал Лукас, ставя бокал на стол. — Мне казалось, в Балендоре я ясно выразился насчёт того, что больше не стану работать на вас.

— Пока что я тебе это и не предлагаю. Но вполне возможно, что предложу. И ещё возможно, что ты не сможешь отказаться.