Птичка в академии, или Магистры тоже плачут
Шрифт:
Жил в далеком краю менестрель молодой.
Пел он песни о жизни и смерти,
Много где побывал, много что повидал,
Но о жизни другой не мечтал, поверьте.
Как же здорово пел тот смельчак-менестрель!
Как же свет зажигал в чужих душах!
Его ждали везде и встречали везде,
Ведь он видел рассвет даже в темных лужах.
Но однажды он спел одному королю.
И решил тот, что этот парнишка
Теперь будет петь лишь ему одному,
Что другим его слушать — слишком.
И теперь жизнь
Стены в шелке, золотые ложки.
Только все это для него — тюрьма,
На душе скребут черные кошки.
Не рождается что-то в душе у него.
Снятся ночью дорога и поле.
Даже голос не тот и песня не та.
Вдохновения нету в неволе.
И король его нет, не отпустил.
Он решил покарать его строго.
И король его к смерти приговорил.
«Недостоин он даже острога!»
И на площади той, где шумела толпа,
Где палач приготовил петельку,
Улыбнулся он всем: «Свобода! Всегда!» —
И запел последнюю песню.
Эта песня плыла над коньками крыш.
Эта песня тревожила душу.
Эта песня дарила надежду на жизнь,
Убирала из сердца стужу.
И когда он закончил, молчали все.
На глазах были слезы, поверьте.
Но король непреклонно кивнул беде,
И шагнул менестрель на дорогу смерти.
Уж давно все забыли о том короле —
Людская память беспечна.
Но живет менестрель в сердцах людей,
И песни его вечны![1]
Допев, я еще какое-то время перебирала струны. Посмотрела в сторону, и «прожектор» лунного света осветил это место. В нем появилась полупрозрачная фигура человека в плаще с капюшоном на голове. Лица его не было видно, в руках он держал гитару. Человек помахал рукой всем, кто сидел в зале, надел через плечо ремень, закинув гитару за спину, развернулся и прямо по воздуху пошел к луне, становясь все меньше и меньше. А когда его силуэт сравнялся с лунным диском, растаял.
Я давно закончила играть, убрала иллюзии, но в зале продолжала стоять гробовая тишина. И это настораживало… Сильно.
— Я буду рассказывать об этом своим детям, — внезапно хлюпнула носом какая-то девушка, и зал взорвался бешеными аплодисментами.
Я даже икнула и неуверенно поклонилась. Аплодисменты не стихали, и я попятилась. Не привыкла я к такому вниманию…
И тут увидела, как мне машет рукой какой-то стражник. Около сцены он стоял не один — там был целый патруль. И вот тут до меня дошло: я совсем забыла, что пользоваться магией в таких местах нельзя. Вообще. Никак. Ни для чего. Если заранее это не согласовывал…
[1] Песня написана автором специально для «Птички».
Глава 8. Магистр Птичка
— Госпожа менестрель, — вздохнул глава патруля, когда я подошла ближе, и потупился. — Вы задержаны и обвиняетесь в незаконном применении магии на территории кабака «Веселый кот». Пройдемте в
— Как же так?! — воскликнул Рэй, который как раз протолкался вместе с Кайлом и Леоном к сцене. — Нашего магистра в участок забирают!
Эта новость, как пожар, в один миг облетела кабак. Поднялся такой гвалт, что стражники опасливо заозирались и схватились за мечи.
— Госпожа менестрель, или магистр, не знаю, кто вы там, — посмотрел на меня начальник патруля, — слезайте уже со сцены и пойдемте быстрее, а то все может закончиться нехорошо.
Не знаю для кого как, а для меня все уже закончилось нехорошо. Представляю, какие слухи завтра пойдут по академии: не успела магистр эль Бланк приступить к обязанностям, как загремела в кутузку. Интересно, меня до суда выкупят из нее под залог или там оставят? Наверное, выкупят. Нужно же кому-то вести занятия. Небось, ректор пришлет ради такого дела свою Марлену, которая не упустит случая надо мной понасмехаться.
А может, никто меня выкупать и не станет? Выпрут из академии задним числом с билетом из Пустоши[1] и скажут, что знать не знают эту дебоширку Эйлин эль Бланк.
Эх, где бы еще денег взять на штраф, а он обещает быть немаленьким… Только вот все мои счета заморожены — другой суд ожидается. Куда ни глянь — всюду глубокая черная пещера.
Я вздохнула и спустилась со сцены. Нужно отвечать за свои поступки. Хотела как лучше, а получилось… как получилось. Голову нужно включать, а не только моментом жить.
Стражники шустро выстроились вокруг меня клином, оттеснив возмущенных адептов, и начали прорываться — иначе и не скажешь — к выходу. Шум в кабаке поднялся невообразимый. Я уже начала бояться не того, что меня посадят, а того, что случится потасовка. А ведь в ней будут участвовать мои студенты, которых я должна защищать от таких инцидентов. Куратор, называется! После такого в академии меня точно не оставят. И вообще устроиться куда-нибудь на работу будет невозможно. Даже если я вернусь в столицу и соглашусь на все предложения замминистра.
Что я там говорила про глубокую черную пещеру?
— Кранс, не торопись, — внезапно раздался рядом рокочущий бас, и гул разгневанных голосов притих.
Я увидела, что к нам через толпу прошел тот самый мужчина, который обещал мне за выступление золото. Невысокий, лысый, с небольшой щетиной на лице и весь какой-то собранный, будто готовый к драке.
— Хорас? — удивился стражник — Что ты здесь делаешь? Ты же обычно в кабаке для искателей сидишь?
Для искателей? Так он искатель?! Как же мне в детстве хотелось увидеть этих отчаянных людей, которые ходят в Пустошь по собственной воле! Эти авантюристы зарабатывают тем, что продают ингредиенты из Пустоши, которые очень ценятся в алхимии, артефакторике, лекарском искусстве — да вообще везде! Это очень опасная работа, и дядя говорил, что редко какой искатель умирает в своей постели от старости.