Птички в клетках (сборник рассказов)
Шрифт:
— А из-за чего вы поссорились?
— Она выдала ложь за правду, — сказал он, повернувшись к ней. По его тону было ясно, что продолжать он не намерен. Она надеялась услышать одну из его историй, но истории не последовало.
— Я хочу искупаться в вашей бухте.
— Сейчас слишком холодно.
— Я все равно хочу!
— Туда довольно долго спускаться и потом придется лезть наверх.
— Ну и что? Я хочу поплавать там, где вы все купались.
Она не отступится, и ему это, конечно, приятно.
— Ладно, — сказал он, вставая.
Как все девушки, она
Преодолев длинный спуск, они оказались у подножия гигантских изъеденных утесов. Она босиком побежала по гладкому песку к кромке спокойного моря.
— У-у, ледяное! — завопила она.
Он стоял, сгорбившись. Возле скал валялись прошлогодние тряпки и картонки. Значит, теперь это место — некогда потаенное — открыли курортники. В его взгляде сверкнул гнев.
— Мне надо помочиться, — сказал он.
Она смотрела на море; он долго не возвращался.
— Вот это волна! — крикнула она.
И обнаружила, что его нет рядом. Он стоял на камнях, раздетый: стариковское тело, покрытое седыми волосами, сморщенный живот, высохшие бедра. Его худые руки взметнулись кверху.
— Нет! Тебе нельзя! Твое сердце! — закричала она.
Он зловеще усмехнулся, обнажив желтые зубы, и прыгнул в воду, а потом греб руками, кричал, плескался, заплывая все дальше и дальше назло ей, и, только когда она пронзительно завизжала, всерьез испугавшись, он вынырнул из моря, как уродливый волосатый морской зверь, весь красный от холода, и встал, мокрый, широко разведя руки, точно сейчас завоет. Потом перелез через камни, подошел к брошенной на песке одежде и стал вытираться своей рубашкой.
— Ты с ума сошел, — сказала она. — Теперь не вздумай надевать эту рубашку.
— Она высохнет на солнце.
— Зачем это было нужно? Ты ее нашел?
— Кого? — Он в растерянности поглядел по сторонам.
Он прыгнул из тщеславия, повинуясь внезапной ярости: он был зол на неумолимое время и на Дейзи Пайк. Он ничего больше не сказал, но обратил к ней искрящийся взгляд. Эта искорка в глазах старика — глазах, которые порой наводили ужас, — польстила ей.
Теперь он почувствовал усталость, и они пошли назад короткой дорогой, мимо унылого кемпинга, и едва она усадила его в машину, как он заснул и захрапел. Он рано поднялся к себе в спальню, но никак не мог уснуть; он нарушил одно из своих стариковских правил: дал ей увидеть себя голым. Он был поражен, когда она вошла в его спальню и забралась в постель: такого раньше не бывало. "Как поживает Старый Моряк?" — спросила она.
Какое чудо! Значит, она ревнует. Она меня любит, без конца повторял он себе, расхаживая по комнатам, в течение нескольких недель. Она ездила в "наш город", как она говорила, покупать пирожные ("Я такая худая!").
В первый раз, вернувшись, она сказала,
— Что она тут делает? — спросил он. — Она живет в сорока милях отсюда. Что она говорила?
— Мы не разговаривали. Она меня, кажется, не видела. С ней был ее сын. Он поздоровался. Он поднимал верх у машины. Она вылезла и кивнула. По-моему, я ей не нравлюсь, — заключила она с удовлетворением.
На следующей неделе она опять поехала в город — за бензином.
Старик остался дома, вытряхнул пару ковриков и подмел пол в гостиной. Это был его дом, а Ро-вену не назовешь аккуратной. Потом он сидел на террасе, беспокойно прислушиваясь в ожидании ее машины.
Скоро — гораздо раньше, чем он ожидал, — послышался шум мотора, и далеко внизу между деревьев мелькнула машина. Вот ее юная красота взлетает по склону. Он с тревогой слушал: гул мотора внезапно замирал на поворотах, потом становился громче и опять стихал. Он отложил книгу и, спохватившись, побежал в дом ставить чайник; дожидаясь, пока закипит вода, он достал чашки и — педантично, по одной — вынес их на террасу и поставил на стол; потом опять замер и прислушался. Машина уже подъезжала, внизу послышалось шуршание колес. Он побежал обдать кипятком заварной чайник и кинулся назад с обычным вопросом:
— Ну как, успешно?
С трудом переводя дух, она одолела последние ступеньки и поднялась на террасу. Но только она была не она, а невысокая женщина в сандалиях на босу ногу, которая с нагловатой улыбочкой стягивала с головы платок. Дейзи!
— Уф! — произнесла она.
Гарри отпрыгнул назад и угрожающе выпрямился.
— Дейзи! — раздраженно воскликнул он, словно отмахиваясь от нее.
— Ну и ступеньки, Гарри! Ого, вот так вид!
Она презрительно усмехнулась. Он вспомнил, что она всегда вот так агрессивно реагировала на все, что видела. Тот день, когда они встретились на ярмарке, будто выскользнул у него из-под ног, а с ним и годы, что прошли до того дня.
— Какого… — начал он, но по-военному одернул себя. — Ровена поехала в город. Я ее жду.
— Я знаю, — сказала Дейзи. — Можно мне сесть передохнуть? Я знаю, я ее видела. — И злорадно, по-заговорщицки: — Мы не разговаривали. Она проехала мимо. Уф, так уже легче.
— Мы никого не принимаем, — сурово проговорил он. — Я работаю. Мы даже к телефону не подходим.
— Да-да, и мы тоже. Надеюсь, я не помешала. Дай, думаю, забегу на минутку.
— У Ровены тоже работа… — добавил он. Дейзи всю жизнь являлась не вовремя.
— А здорово ты удивился! — с удовольствием отметила Дейзи. — Она красотка. Поэтому я и приехала. Ты счастливчик — как это тебе удается? А дом у тебя какой! Я отправила Стивена навестить друзей. Столько времени прошло, столько лет! Я не могла удержаться. Знаешь, ты совсем не изменился. А вот меня ты не узнал, а? Старался вообще не заметить, верно?
У нее были маленькие глазки и носик. Метод атаки все тот же, подумал он, берет наскоком. Его взгляд ничего не выражал.
— На этот счет мы уже объяснялись, — сказал он, опять начиная нервничать. — Я пойду выключу чайник.