Птицы
Шрифт:
— Для кого это? — спросил старый шпион дрогнувшим голосом.
— О, мой компаньон не довел дело до конца, и теперь я должен все узнать сам, — ответил Корнелиус.
Выдвинув один из ящиков гардероба, он положил туда ручку от радиофора, после чего захлопнул чемоданчик — щелкнули замки. Повесив на пояс пистолет, хозяин двенадцатой квартиры взялся за чехол.
— Ты пришел, чтобы что-то сказать, — напомнил он.
— Не делай этого, Корнелиус, — взмолился Конрад. — Прошу тебя…
— Я должен. У меня есть работа. Мой долг…
—
Корнелиус искоса глянул на него и вздохнул.
— Прошлое всегда рядом, Конрад. Оно только и ждет своего часа, чтобы напомнить о себе.
— Я тебя знаю. Ты не хочешь идти.
— Нет, друг мой, ты меня не знаешь. Я жил чужой жизнью, пора и честь знать.
— Одумайся!
Конрад подошел и положил руку Корнелиусу на плечо. Тот дернулся:
— Не смей!
— Ты не должен уходить! Я тебя не пущу!
Корнелиус в ярости повернулся к нему и схватил его за воротник шлафрока.
— Ты, видимо, не до конца понимаешь, что происходит, старый дурак! Ты совершил большую ошибку, явившись сюда!
В его руке появился пистолет, большой палец отвел курок.
— Ну давай! Стреляй!
— Ты сам напрашиваешься!
— Ну же! Чего медлишь?!
Корнелиус сжал зубы.
— А как же Финч?! — спросил Конрад. — Если ты уйдешь, у мальчишки никого не останется…
Лицо Корнелиуса исказилось.
— Я сказал: не смей!
Конрад дернулся. Раздался треск ткани, пуговица на клочке ткани отлетела в сторону.
Старый шпион тяжело дышал, глядя на друга.
— Ты пожалеешь, Корнелиус…
Корнелиус вернул курок на место и повесил пистолет на пояс. Подойдя к кровати, он взял трость, после чего повесил на пояс и ее. А затем достал из чехла пальто. Длинное пальто с воротником из черных перьев… Быстро надев его, натянул на голову цилиндр и взял в руки винтокрыл и чемоданчик.
Подойдя к окну, он распахнул его и одним движением забрался на подоконник.
Обернувшись, Корнелиус встретился взглядом с Конрадом Франки. Старый шпион в отчаянии заламывал руки: он понимал, что ничего не сможет сделать.
— Корнелиуса, которого ты знал, больше нет. А Птицелов никогда ни о чем не жалеет. Советую тебе вернуться к себе, Конрад, и для тебя же будет лучше, если ты выполнишь свою часть сделки и запрешься в своей конуре. Будешь уходить, захлопни дверь. И помни: если ты только подумаешь о том, чтобы начать болтать, я узнаю. Прощай, Конрад.
Сказав это, Птицелов запустил винт и вышел в окно…
…Черный кабинет на вершине маяка нравился Птицелову, хоть тот и предпочел бы что-то… попроще.
Это место было вотчиной Хозяина, его логовом: у затянутого тяжелыми шторами круглого окна стоял черный письменный стол из дерева вранн, перед ним, словно в театре, были расставлены несколько стульев с высокими резными спинками. Вдоль стен темнели шкафы, поднимающиеся под своды и заставленные стеклянными
В центре кабинета стояла сложная механическая конструкция: вороненые ободья раз за разом проворачивались вокруг истекающей черной слизью сферы. Качались маятники, и в мерном, мертвенном порядке вращались шестерни.
Буквально во всем здесь ощущалось присутствие Хозяина: в перьевом ковре под ногами, в громадном зеркале, больше похожем на дверь, в висящих под сводами астрономических механизмах, которыми Хозяин управлял по мановению одного лишь пальца и назначения которых никто, кроме него, понять не мог.
Корнелиус Фергин сидел за столом, на котором были разложены планы и схемы, стопки карточек с именами и оружие.
Едва слышно тикали часы в виде механического ворона, рядом лежали штормовые очки.
Птицелов погрузился в свои мысли. На его раскрытой ладони лежала белая пилюля.
«Такая кроха, — думал он, не сводя с нее взгляда, — и способна изменить целую жизнь…»
Нечто назойливое поблизости заставило его дернуться.
— Хватит! — велел Птицелов. — Ты не приблизишь исполнение плана, если будешь постоянно щелкать крышкой…
Гораций Горр, сидевший на одном из стульев напротив стола, в очередной раз захлопнул крышку жилетных часов и нехотя спрятал их в карман.
Гораций… старый друг Гораций, с которым они так много пережили…
Гораций лжет, когда говорит, что верит ему, как раньше. Он опасается, что замещенная жизнь возьмет свое, и старик из квартиры № 12 одержит верх над Птицеловом. О, он напрасно переживает…
И все же Корнелиус был обижен на Горация. Тот ждал целых полгода прежде, чем его пробудить. Он говорит, что этого требовало Пророчество, или, по-простому, план Одноглазого и… он прав.
И все же Гораций едва все не испортил. Он похитил новообращенного уродца Рри и взялся лично его допытывать, не зная всех тонкостей сложного искусства допроса. Он работал грубо и неаккуратно, в то время как свежевание и дознание — это не одно и то же. Недаром, уродец сошел с ума.
И все же Гораций выяснил то, что было нужно Одноглазому, — он отыскал ключ. Ключ к Кларе Шпигельрабераух. Рри выдал все о восьмом этаже, о двери, которая на него ведет, но главное… он сообщил о тех, кто, как сказал Одноглазый, стал изначальным узлом, от которого потянулась нить Пророчества. Карран и Коллн, влюбленные не-птицы, которых Одноглазому обвести вокруг пальца труда не составило. Старый интриган съел не одну собаку на подобных планах…