Птицы
Шрифт:
Корнелиус вздрогнул и, не веря глазам, отшатнулся.
– Все верно, – усмехнулся Гораций, довольный произведенным эффектом. – Я отреагировал примерно так же.
– Но как?! Когда?! Он… вернулся?
Гораций спрятал перо.
– Не совсем. Но я знаю, где он. Хозяин томится в плену, и мы освободим его.
Не в силах совладать с эмоциями, Корнелиус рухнул в кресло и потер виски.
– Расскажи мне все.
Гораций Горр выдохнул облако дыма и начал рассказывать:
– В моей памяти возведена точно такая же стена, как и у тебя, Корнелиус. Из рассказа девчонки, которую
– Как используют?
– Он создает для них бури.
– Что?
Гораций Горр в ярости процедил:
– Эти ничтожества используют великого Гелленкопфа как какой-то генератор бурь, чтобы набивать карманы. Насколько я понял, они вернули ему кое-какие силы – не спрашивай, я не знаю как! – но их недостаточно, чтобы сбежать. Ему не позволяют выходить, даже просто покидать свою комнату. А еще его сторожит древний ингангер по имени Мноммор, который притворяется дворецким Уолшшей.
– Ворбургский ингангер?! Здесь?! – опешил Корнелиус.
Гораций кивнул и продолжил:
– Гелленкопф не может сбежать, он сумел лишь подговорить девчонку, одну из Уолшшей, чтобы она пробудила меня и передала послание.
Корнелиус молчал, задумчиво уставившись прямо перед собой, и Гораций не выдержал:
– Мы освободим Хозяина. Ты нам нужен, Корнелиус. Без тебя мы не справимся…
– «Мы»? Значит, ты нашел Одноглазого? Позволь предположу: если тебя пробудили полгода назад, а ко мне ты явился только сейчас…
– Да. Одноглазый разработал план.
– И сейчас в действии какое-то из его пророчеств…
– И оно уже почти исполнилось.
Гораций Горр глянул на часы и, зашвырнув недокуренную сигару в камин, поднялся на ноги.
– Мне пора, Корнелиус. Дела не ждут. Ты проведешь меня?..
Вдвоем они покинули квартиру № 12 и направились вниз по лестнице. Всю дорогу Гораций Горр увещевал старого друга, понимая, что тот отчего-то колеблется:
– Ты должен вернуться, Корнелиус. Час пришел.
– Я… не могу.
– Что?! – Гораций приподнял косматую черную бровь.
– Я не могу, – повторил Корнелиус. – Вам придется обойтись без меня.
– Что за бредни?
Перед мысленным взором Корнелиуса предстал взлохмаченный синеволосый мальчишка, предстали его недоуменно округленные глаза, и вдруг заболело сердце.
– У меня здесь жизнь, у меня внук…
– Это вымышленная жизнь, – зло процедил Гораций, – и внук не твой. Это все ее проделки. Она забрала твою память, похитила твою жизнь и всучила тебе фальшивку. Ты не сможешь делать вид, что ничего не произошло, что ничего не вспомнил. Это был сон, Корнелиус. Сон длиною в одиннадцать лет. Я даже допускаю, что в какие-то моменты он был приятным. Но ты проснулся. Обратно в сон не вернуться. У нас с тобой есть дело – наше дело. Я не верю, что ты растерял все свои навыки.
– Говори тише, – прошипел Корнелиус.
Они спустились на первый этаж и направились к задней двери мимо окошка
– Мистер Фергин! – воскликнула миссис Поуп. – Вы не говорили, что у вас есть друзья! Может, еще и родственники какие-нибудь найдутся?
Эта лысая дрянь снова намекала на его квартиру, и если обычно он лишь тяжко вздыхал и делал вид, будто не понимает ее намеков, то на этот раз едва сдержал себя, чтобы не подойти и не вонзить ей в глаз ее же пилочку для ногтей.
– Нет, миссис Поуп, не беспокойтесь, – с натянутой вежливой улыбкой ответил Корнелиус. – Родственников у меня нет.
– Радостно это слышать. Кстати, вы еще не вносили еженедельный взнос за уборку подъезда и пользование лифтом.
– Да-да, миссис Поуп. Я вечером внесу свой взнос. Я просто не взял с собой бумажник…
– Не разочаровывайте меня, мистер Фергин. Вы же не хотите, чтобы я запустила через громкую связь сообщение по всему дому, что жильцы двенадцатой квартиры – единственные, кто не внес взнос?
– Не хочу.
– Вот и славно. Я жду ваши два фунта пятьдесят пять пенсов…
Корнелиус Фергин и Гораций Горр вышли через заднюю дверь во двор.
– Вот это твоя жизнь? Ты вот за это цепляешься? – презрительно бросил Гораций, когда они оказались под медленно идущим снегом. – Ты погляди на этот никчемный дом! На эту улицу! Да на весь этот район! Вспомни, кем ты был. Вспомни, чем ты был! Твоя жизнь – это не прозябать с газетой у камина. Твоя жизнь – это выслеживать и отлавливать монстров. Ты здесь гниешь заживо, Корнелиус. Видимо, в этом и был ее расчет. Это издевка Шпигельрабераух, понимаешь? Она каждый день видит этого жалкого, пресмыкающегося старика и смеется про себя: «Это тот, о ком ходят легенды? Это тот, чье имя произносят со страхом? Это Птицелов?»
– Ты не понимаешь, Гораций…
– Я понимаю. И ты поймешь. Очень скоро. Вспомнишь, кто ты и что должен сделать…
Снег хрустел под ногами, и с этим звуком как будто ломалось что-то внутри Корнелиуса. Они прошли мимо ржавого дирижабля мистера Хэмма.
– Нам без тебя не обойтись, – сказал Гораций. – Нам нужны твои навыки…
– Мой ответ тот же.
– Но…
– Да я уже и забыл, как это делается…
– Вспомнится. Но ты должен вспомнить уже сейчас. У нас нет времени. Неужели ты думаешь, что Гелленкопф будет ждать? Нить уже тянется, все запущено…
– Я все решил. Рад был тебя видеть… старый друг.
– Да будь оно все проклято! – рявкнул Гораций. – Сейчас твоя жизнь – это два фунта пятьдесят пять пенсов взноса за уборку подъезда и лифт. – Он расширил ноздри от гнева и до скрипа сжал трость. – Проклятье… Я ведь знал, что просто не будет. Это все эффект замещенной жизни. Тебе сложно взять и забыть все, что было последние годы. Я понимаю. Думаешь, я мгновенно стал собой? Мне понадобилось две недели и дюжина ящиков крепкого «Ширлибаун». Я сам через это прошел, поэтому пока что проявлю терпение. Я даю тебе два дня, Корнелиус, и, надеюсь, ты сам явишься. Я не хочу возвращаться в эту дыру, но вернусь, если понадобится. – И уже тише добавил: – А может, мне стоит сорвать с тебя прищепку, которую на тебя повесила Шпигельрабераух?