Птицы
Шрифт:
– Я не понимаю твоего вопроса.
– Ну, все эти не-птицы. В городе.
– Они здесь живут, – укоризненно ответила мадам Клара. Кажется, Финч начинал ее утомлять. – И жили задолго до твоего рождения. Задолго до того, как здесь обосновались люди. Предвосхищая твой следующий «совершенно неожиданный» вопрос, не знал ты о них, поскольку ты не слишком-то внимателен, а они хорошо берегут свое инкогнито.
– Что такое «инкогнито»?
– Это когда кто-то скрывает свою настоящую личность.
– Так я и думал.
– Не сомневаюсь.
– А выглядите сомнительно.
Видимо, Финч собирался
– Не груби.
– Не буду.
– И молчи.
– Ладно, буду.
– Финч!
– Все, я молчу!
– Финч!
И Финч замолчал. Он повернулся к девочке не-птице, сидящей через проход, и показал ей язык. Та мгновенно насупилась. А Финчу было нисколечко не стыдно. Он самодовольно хмыкнул: пусть девочки и сообразительнее, зато обидеть их проще простого.
Финч уставился в иллюминатор. Сквозь падающий снег он видел спящий город. Они проплывали над незнакомыми улицами и скверами. Он никогда не был в Гротвей. Единственное, что, как ему казалось, здесь было таким же, как в Горри, – это снег да мелькающие огоньки окон.
Следующая станция не заставила себя ждать.
«Чужое Безмолвие», – проскрипел голос из вещателя, и трамвай, облетев вокруг очередного здания с башенкой и часами, пополз к ближайшему дому.
Не прошло и минуты, как вагон вышел на один уровень с его крышей и двинулся над ней, едва не царапая черепицу днищем и зигзагами огибая дымоходы. По обе стороны его пути расположились ветхие чердаки и птичники. Возле одного из таких птичников трамвай и встал. Двери разошлись и выпустили троих пассажиров: девочку с места напротив, а также, судя по всему, ее папу и маму. Девочка напоследок обернулась и показала Финчу язык – тонкий и черный. Он непроизвольно улыбнулся.
Двери закрылись. Трамвайщик сообщил: «Следующая станция – “Бульвар Разбитое Сердце”».
Вагончик тронулся, а Финч прильнул к иллюминатору. Это название он знал: на бульвар Разбитое Сердце дедушка ходил кормить птиц. Хотелось верить, что просто птиц. Там когда-то располагалась станция, с которой дирижабли с солдатами отправлялись на войну, и у дедушки с этим местом было связано множество воспоминаний. Станции той давно не было, но он говорил, что ему нравится тишина, которая властвует на бульваре. Никто, мол, не пытается пристать с беседой или влезть в душу. По его словам, там вообще редко можно было встретить прохожих.
Мадам Клара заметила, что Финч оживился.
– Что случилось? – спросила она.
– Этот бульвар. Я о нем знаю.
– Что ты о нем знаешь?
– Что там тихо и никто не пытается влезть в душу.
Мадам Клара промолчала. Если бы Финч поглядел на нее сейчас, то успел бы заметить легкую тень улыбки на ее губах.
– Это наша станция, – сказала мадам Клара. – Нам скоро выходить. Смотри внимательнее. – Она кивнула на иллюминатор. – Он вот-вот появится.
«Вот-вот» для Финча превратилось в томительное ожидание длиной почти в пять минут. Но открывшееся вскоре зрелище того и правда стоило.
Кварталы, сплошь застроенные домами, в какой-то миг расступились, и показалась широкая аллея, засаженная деревьями. Вот только
Вагончик плавно спустился и замер у начала бульвара.
Под хриплое «Бульвар Разбитое Сердце» мальчик и женщина с коляской прошли через раскрывшиеся двери. Оставив их у ржавой кованой вывески, трамвай прополз несколько ярдов вдоль земли, после чего начал вновь подниматься по тросу. Вскоре он исчез, словно его и не бывало.
Мадам Клара и Финч вошли под арку и двинулись по аллее.
У начала бульвара стояла небольшая будочка, в нише которой темнели очертания автоматона-дворника. Выглядел механоид весьма непритязательно: на нем было залатанное пальто, на ржавой голове набекрень сидел мятый цилиндр. Треснувшие глаза-лампы автоматона не горели, а в груди его зияла чернотой замочная скважина – ключик отсутствовал. Скрюченными пальцами латунный дворник сжимал ручку механического снегоуборщика.
Между тем уборка аллее точно не помешала бы: деревья и пустые скамейки тонули в снегу, да и дорожку замело основательно – ноги Финча утопали по щиколотку…
Няня с коляской и мальчик шли по узкой протоптанной меж сугробов тропинке мимо фонарей и пустых скамеек, возле каждой из которых стояли тумбочки-аудиогазеты: бронзовые бутоны раструбов походили на причудливые снежные фигуры. Багровые пятна света от фонарей вблизи вовсе не выглядели уютными и притягательными – они напоминали подрагивающие сгустки крови.
– Мадам… – начал было Финч.
– Не сейчас, – оборвала его мадам Клара. – Мы почти пришли.
«Интересно куда, – подумал Финч. – Здесь же ничего нет. Здесь совсем никого…»
И тут он увидел. В центре бульвара стояли большие часы: стрелки на них замерли на полуночи, а маятник завис без движения. На скамейке под часами сидели двое. Мужчина и женщина. Оба были одеты в черное. С первого взгляда Финч понял, что эти двое – не-птицы: они не скрывали свои длинные носы, острые подбородки и черные глаза. Путаные смоляные волосы женщина собрала на затылке, в прическу были вплетены (или росли в ней?) вороньи перья. На голове мужчины темнела «труба» цилиндра.
Учитывая, что не-птицы были покрыты снегом, словно одеялом, сидели они здесь, видимо, уже довольно давно. Мужчина набросил на плечи спутницы свое пальто и обнимал ее, но та все равно дрожала от холода.
Услышав хруст снега под ногами и скрип колес коляски, они встрепенулись и оглянулись. На лицах не-птиц промелькнул страх, но, увидев тех, кто к ним приближался, они успокоились.
– О, Клара! – обрадованно воскликнула женщина и поднялась на ноги.
– Как хорошо, что ты пришла! – последовал ее примеру мужчина. Он встал рядом со спутницей и снова ее обнял. – Мы уже и не надеялись…