Публичное одиночество
Шрифт:
Нарождается новый класс собственников.
Вот это герой, о котором нужно сегодня рассказывать. Говорить о том, как и что он преодолевает во имя того, чтобы стать человеком, желающим жить на этой земле. Уверяю вас, там есть все: экшн, любовь, секс…
Только нужно это увидеть и захотеть об этом рассказать. А это доступно лишь тому режиссеру, который тоже хочет быть самостоятельным и жить здесь. И если он не подумает о детях, которые будут воспитываться на его фильмах, то он породит и воспитает монстров.
Вот тот путь, который я вижу. Он абсолютно реален. (I, 74)
ГИМН
(2001)
Мне
Я вообще считал, что музыкой гимна может стать мелодия, написанная Эдуардом Артемьевым. Замечательная музыка, роскошная, русская, напоминающая по масштабу «Боже, Царя храни!». Но руководство страны сочло, что мелодия должна остаться старая, поэтому для сохранения целостности гимна нужно взять за основу прежний текст.
Этим, кстати, удалось остановить поток новых вариантов стихов и вал претензий, которые неизбежно последовали бы. (I, 80)
(2001)
А что гимн?
До сих пор кое-кто не может успокоиться, что его написал мой отец? Почему же этот «кое-кто» не предложил текст, который был бы лучше?
Выбрали объективно лучший вариант. Я знаю, поскольку входил в отборочную комиссию… Или вы думаете, будто я навязывал текст Сергея Михалкова? Ну не взяли бы его – и что? Это же не мои слова, верно?
Для меня было важно другое: если утверждают текст Михалкова, то именно его, а не еще восьми соавторов, которые якобы помогали отцу запятые расставлять… (II, 37)
(2009)
Интервьюер: Когда я был пионером, мне очень нравился гимн Советского Союза: прекрасные музыка Александрова и слова Михалкова и Эль-Регистана, от которых мороз шел по коже, а лет в десять я нашел в дедушкиных пластинках старый вариант гимна со словами: «Нас вырастил Сталин на верность народу» и задумался: «Почему сначала так пели, потом иначе?» Когда повзрослел и пришли новые времена, для обновленной России Сергей Владимирович написал очередной вариант гимна, под который лично мне, если бы я был россиянином, вставать не хотелось бы. У меня, владеющего совершенно иной информацией, это произведение ассоциируется с очень нехорошими вещами: с советским дубовым строем, с лагерями, репрессиями… У Вас, когда слушаете третий вариант гимна, внутреннего неприятия не возникает?
Говорить так – значит отрицать страну!
Вы отождествляете гимн с репрессиями, но это не совсем точно, потому что, если уж на то пошло, во время арестов и допросов его не играли. Он звучал, когда побеждали в войне, когда спортсмены выигрывали чемпионаты мира и Олимпийские игры, поэтому отказаться от него под предлогом, что с ним связан один негатив, – это предвзятый подход.
В той стране, где этот гимн появился, происходило много всего плохого, но и много хорошего. (I, 137)
(2009)
Интервьюер: Ваш
Эта «интеллигенция» – как преступники, которые убирают свидетелей преступлений.
Они не хотят иметь ничего общего с той властью, которой они безостановочно лизали задницу! Порой будучи еще и сами в той власти. Это рудимент абсолютной беспринципности. Унижались перед советской властью и за это же ее ненавидят! Это объяснимая вещь, практически на медицинском уровне.
Толстой ведь писал, что мы любим людей за добро, которое мы им сделали, и ненавидим их за то зло, которое им причинили. (XV, 44)
(2011)
Я абсолютно понимаю, что есть вещи формальные, которые необходимо протокольно проводить: приветствия и так далее, и так далее…
Но мы существуем во время подмен, нам одно заменяют другим. И все строится на мелочах. Вот Его Святейшество Патриах Московский и Всея Руси Кирилл сегодня упомянул слова из российского гимна про защиту Бога… Но ведь мы не поем нашего гимна. Это опять песня без слов. И тут дело не в том, кто написал его.
Гимн государства – это гражданская молитва.
Мы стыдимся в гражданском обществе молиться гимном за свое государство. Мы слушаем музыку, и мы не произносим те слова, которые являются нашим публичным отношением к той стране, в которой мы живем. (VIII, 4)
ГКЧП (1991)
Люди победили хунту, но проблемы-то остались.
Девяносто восемь процентов населения, в этом я глубоко убежден, могут подписаться под любым пунктом в обращении ГКЧП к народу, в нем – правда.
Другой разговор, кто намеревался заняться решением проблем и как. Никто из путчистов не имел права заниматься судьбой народа. Они не знают ни его истории, ни его культуры.
Все вопросы поставлены четыреста – пятьсот лет назад. Дмитрий Донской, Иван Калита ломали головы над теми же вопросами, которые занимают сегодняшних политиков.
Только жаль, что нынешние государственные мужи просто не знают об этом. Они думают, что это проблема сегодняшнего дня России.
Ленин прекрасно усвоил историю государства Российского и поэтому достиг всего, чего хотел. Ради чего эти люди устроили путч? Чтобы помочь народу, которого они не знают? Ну что, Янаев серьезно знает проблемы людей, скажем, в городе Вологде или в городе Рыбинске?
Нет. Они говорили о проблемах, стоящих перед народом, с одной целью: чтобы удержать у кормушки кувшинное рыло той дьявольской силы, которая страшно боится потерять власть. Но самое ужасное, что после провала путча все до единой проблемы остались… (I, 39)