Публичное одиночество
Шрифт:
Это принципиально важно. (I, 83)
(2005)
Интервьюер: Коржаков заявлял, что Ельцин в 1996-м стал президентом благодаря Вам, после того как Вы проехали по двадцати шести регионам страны с агитацией.
Наверное, это правда!
Не помню процентов и рейтингов, но мы действительно много сделали для того, чтобы тогда победил Ельцин. Несмотря на то, что у меня сложное отношение к нему.
Как
Но в тот момент, я думаю, это было единственным приемлемым выходом. Если б не выбрали Ельцина, было бы хуже.
Вот Вы говорите, что у него было к Вам сложное отношение. А чем Вы ему не нравились?
Он был недоволен моей дружбой с Руцким.
Да… Тогда, как бы это было ни тяжело и, в общем, боязно – я все-таки публично не отрекся от Саши Руцкого.
А если б я поступил иначе, если б отрекся?
Я не знаю, как бы мне пришлось это самому себе объяснять. Если б я поступил иначе, мне было б намного трудней…
Вы Ельцину сказали, что если бы в октябре 1993-го были в Москве, то обязательно были бы с Руцким в Белом доме.
Да.
И тем не менее через несколько месяцев после этого заявления Вам дали Госпремию.
В общем-то, это в определенном смысле характеризовало Ельцина.
Не знаю, была ли это его инициатива – дать нам Госпремию. Но то, что он не отложил нашу картину в сторону в связи с нашими отношениями, характеризует его как человека, который умеет подниматься над собственными обидами. (II, 49)
(2010)
Интервьюер: Ельцин для Вас был, я так понимаю, чужим…
Скорее я был Ельцину чужим…
Мы в разных весовых категориях были, чтобы его можно было назвать «чужим». Я видел его всего три раза в жизни. Чужим был я, это было подогрето его окружением, меня называли руцкистом и так далее… (I, 147)
ЕСЛИ БЫ…
(2010)
Не люблю сослагательное наклонение. Стараюсь не оглядываться назад, прокручивая разные сценарии событий: «Вот если бы тогда иначе сложились обстоятельства, или я бы поступил по-другому, или пришел бы другой человек…»
На все воля Божья.
Правда, я часто повторяю: «Если Господь управит». Но эти слова направлены не в прошлое, а в будущее – как попытка смирения. Могу повторить гениальные слова Юза Алешковского: «Свобода – это абсолютное доверие Богу». (XV, 46a)
Ё
Ё…
(2010)
Ненормативная лексика – это тоже русский язык. Но бывает, что такие слова – просто грязный, вонючий сор. А бывает, как у нас в финале «Цитадели», когда русская старуха,
Обращения в Минкульт с требованием запретить любое нецензурное слово на экране, на мой взгляд, бессмысленны. Проблема не в словах, а в уместности их употребления. Допустим, в сцене боя мат – самое яркое и полное выражение человеческих чувств. (XV, 46a)
Ж
ЖЕНЩИНЫ (1992)
Все мои картины, так или иначе – это извинение перед женщинами.
Потому что единственное существо на свете, которое имеет как бы прямую связь с Богом, – это женщина. Вне зависимости от того, что она по сути своей от дьявола. Все крайние поступки – доброты и жестокости, любви и ненависти, хитрости и самоотречения – это женщина. Я бы сказал, что через женщину Бог соединяется или разделяется с дьяволом…
Зависимость женщины от мужчины?..
Она ее хочет и не прощает, она о ней мечтает и ей сопротивляется. Она хочет рабства и в то же время борется за эмансипацию. Она хочет сильного мужчину и в то же время хочет, чтоб его «где положил, там и взял».
Ее противоречие – ее суть.
И единственно, что женщину навсегда отделяет от дьявола, – это божественная связь через пуповину, через зарождение в себе другой жизни. Женщина всегда существо божественное, и я прощаю ей ее дьявольщину только за то, что через пуповину она имеет возможность, ощущая в себе иную жизнь, ощущать Бога. И мы все виноваты перед женщиной, мы всегда перед ней в долгу…
Однако это не противоречит моему ощущению: я азиат по своей структуре и считаю женщину низшим существом. И азиатская, и русская женщина нуждается в сильном мужчине, ее мечты о прекрасном принце – не о красавце Алене Делоне, а о мужественном сильном защитнике, опоре.
Вот в этом странном соединении моих амбиций и рождается мое отношение к женщине. Я всегда виноват перед ней, но никогда ее не прощу. (II, 23)
(1994)
Женщина?..
О женщина, твой вид и взгляд Меня ничуть в тупик не ставит, Ты вся как горла перехват, Когда его волненье сдавит…
Так писал Пастернак…
Вы знаете, у меня сложные отношения с женщинами, по крайней мере, через экран.
После того как я снялся в картине «Вокзал для двоих», за мной ходили толпами люди, и я все время слышал: «Сама-сама, быстренько-быстренько, сама-сама…».
Я не знал, куда деться.
После того мне стали писать письма на мой московский адрес, но адресованные Людмиле Гурченко, видно предполагая, что после того, что мы там творили с ней в поезде, я, как приличный человек, должен на ней жениться…