Это явное недоразумение. Н. Олейников никогда не подразделял свои стихи на группы, установленные А Дымшицем, и не подписывал их псевдонимами. К числу исключений можно, с некоторой натяжкой, отнести единственное восьмистишие. под которым значится: «Балетоман Макар Свирепый».
Известны три псевдонима Н. Олейникова, относящиеся к ленинградскому периоду его деятельности: Макар Свирепый, Николай Макаров и Сергей Кравцов. Откуда же мог появиться «технорук»?
В 1928 году, когда отмечалось пятилетие журнала «Забой», Н. Олейников послал донецким друзьям и соратникам приветствие, в котором перечисляются все псевдонимы, использованные нм в годы работы в Бахмуте и Ростове:
Целование шлет Николай ОлейниковС кучей своих нахлебников:Макара Свирепого, Кравцова и Н. Технорукова,Мавзолеева-Каменского и Петра Близорукого,Славкой шестерки в одном лице —«Забойской артели» — на донецкой земле!
В 1968
году А. Я Дымшиц любезно согласился представить в журнале «Вопросы литературы» предложенную мною подборку стихов Олейникова, порекомендовав разделить ее на две части. О существовании «Н. Технорукова» ему было известно. По-видимому, отсюда и возник «технорук Н.», наличие которого позволяло не только дать общепонятную трактовку публикуемых стихов, но и убрать из «Послания, бичующего ношение одежды», предназначенного дли опубликования в одном из ближайших номеров журнала, неуместное по нормам того времени слово «политрук»: Доверься, змея, политруку —Я твой изнутри и извне.
«Политрук» был заменен «техноруком», уже знакомым читателю по предыдущей публикации.
Стихи Николая Олейникова создавались в эпоху всепроникающей серьезности, когда пресса не знала иной тематики, кроме победных реляций и поношения недругов, литература специализировалась на производственных полотнах, поэзия грохотала литаврами и барабанами, и обыватель, всезнающий и многоликий, вещал с трибун от имени народа. Память об этом необходима для полного понимания сказанного поэтом.
21 марта 19Н8 года в Центральном Доме литераторов состоялся вечер из цикла «Антология русских поэтов XX века», посвященный Николаю Олейникову. Здесь были, едва ли не впервые, произнесены надлежащие слова о философском аспекте стихов Олейникова.
«Поэт, задумчивый и скромный», — сказал о нем А. Афиногенов [44] .
«В нем чувствовалось беспощадное знание жизни», — отмечал В. Каверин [45] .
«…Казалось бы, все умерло, все убито, (…) давно нет Олейникова, но слово его живет, оно и сегодня может обрадовать читателя, как в тот первый миг, когда оно впервые легло на бумагу», — писал И. Рахтанов [46] .
44
Афиногенов А. Избранные произведения. В 2-х томах. Т. 2. Письма, дневники. М… 1977, с. 280.
45
Каверин В. Вечерний день. М… 1982, с. 395.
46
Рахтанов И. Рассказы по памяти. М, 1966, с. 164.
Сегодняшний день позволяет увидеть новыми глазами творчество Н. М. Олейникова. Поэт и гражданин, в трудное время всеобщей подавленности он поднял свой голос против конформизма, подлости и приспособленчества, против обывателя в быту и обывателя в каждом из нас, в защиту и чувств и права каждого человека на индивидуальность.
Ты устал от любовных утех,Надоели утехи тебе!Вызывают они только смехНа твоей на холеной губе.Ты приходишь печальный в отдел,И отдел замечает, что тыПобледнел, подурнел, похудел,Как бледнеть могут только цветы!Ты — цветок! Тебе нужно полнеть,Осыпаться пыльцой и для женщин цвести.Дай им, дай им возможность иметьИз тебя и венки и гирлянды плести.Ты как птица, вернее, как птичкаДолжен пикать, вспорхнувши в ночи.Это пиканье станет красивой привычкой…Ты ж молчишь… Не молчи… Не молчи
Кузнечик, мой верный товарищ,Мой старый испытанный друг,Зачем ты сидишь одиноко,Глаза устремивши на юг?Куда тебе в дальние страны,Зачем тебе это тепло?У нас и леса, и поляны,А там все песком замело.
Жареная рыбка,Дорогой карась,Где ж ваша улыбка,Что была вчерась?Жареная рыба,Бедный мой карась,Вы ведь жить могли бы,Если бы не страсть.Что же вас сгубило,Бросило сюда,Где не так уж мило,Где — сковорода?Помню вас ребенком:Хохотали
вы,Хохотали звонкоПод волной Невы.Карасихи-дамочкиОбожали вас —Чешую, да ямочки,Да ваш рыбий глаз.Бюстики у рыбок —Просто красота!Трудно без улыбокВ те смотреть места.Но однажды утромВстретилася вамВ блеске перламутраДивная мадам.Дама та сманилаВас к себе в домок,Но у той у дамыСлабый был умок.С кем имеет дело,Ах, не поняла, —Соблазнивши, смелоС дому прогнала.И решил несчастныйТотчас умереть.Ринулся он, страстный.Ринулся он в сеть.Злые люди взялиРыбку из сетей,На плиту послалиПросто, без затей.Ножиком вспороли,Вырвали кишки,Посолили солью,Всыпали муки…А ведь жизнь прекрасноюРисовалась вам.Вы считались страстнымиПопромежду дам…Белая смородина,Черная беда!Не гулять карасикуС милой никогда.Не ходить карасикуТеплою водой,Не смотреть на часики,Торопясь к другой.Плавниками-перышкамиОн не шевельнет.Свою любу «корюшкою»Он не назовет.Так шуми же, мутнаяНевская вода.Не поплыть карасикуБольше никуда.
Пищит диванчикЯ с вами тут.У нас романчик,И вам капут.Вы так боялисьЛюбить меня,СопротивлялисьВ теченье дня.Я ваши губкиПоцеловал,Я ваши юбкиПересчитал.Их оказалосьВсего однаТут завязаласьМеж нами страстьНо стало скучноМне через час,СобственноручноПрикрыл я васМне надоелоВас обнимать, —Я начал смелоОтодвигатьВы отвернулись,Я замолчал,Вы встрепенулись,Я засыпал.Потом под утроСмотрел на вас:Пропала пудра,Закрылся глаз.Вздохнул я страстноИ вас обнял,И вновь ужасноДиван дрожал.Но это былоУж не любовь!Во мне бродилаЛишь просто кровь.Ушел походкойВ сияньи дня.Смотрели кроткоВы на меня.Вчера так крепкоЯ вас любил,Порвалась цепка,Я вас забыл.Любовь такаяНе для меня.Она святаяДолжна быть, да!
Ах, Мура дорогая,Пляши, пляши, пляши,Но, в плясках утопая,Не забывай души.Душа есть самое драгое,Что есть у нас, что есть у вас.О детство, детство золотое,Ушло ты навсегда от нас.