Пуговица
Шрифт:
Из родительской спальни доносились какие-то звуки. Как слабые стоны, что ли. Натка поначалу решила: почудилось. Дверь все равно была полуоткрыта. Натка глянула в нее, не таясь.
На папиной и маминой кровати спинами к ней занимались любовью два мужика.
Она это сразу почему-то поняла, и что любовью, и что мужики, хотя никогда ничего подобного не видела.
— Ну, давай уже, что ты тянешь, — капризно и требовательно проговорил один из них.
Натка бесшумно отпрянула, проскользнула на цыпочках в прихожую, подхватила сумки и туфли,
Обулась она только в пролете между первым и вторым этажом. И именно там, почувствовав себя в безопасности, позволила себе понять, что один из участников любовного дуэта — ее собственный отец, богатый, могущественный, справедливый, любящий ее и постоянно доказывающий ей свою любовь.
«Нравится — пусть», — сказала вслух Натка и пошла кормить своих гостей.
И вроде ничего не изменилось. Но изменилось все.
У нее как будто кусок души, в котором хранилась любовь к папе и полное к нему доверие, сожгли. И там, в спаленном месте, не было теперь ничего. Зияла пустота.
Но жить с этим было пока можно.
В чем-то она почувствовала себя даже свободнее.
На что-то открылись глаза.
Она теперь поняла, откуда взялась эта мамина нервозность, почему та с неохотой следит за собой, как получилось, что стала мама толстеть… Наверное, матери не хватало любви, внимания, ласки… Наверное…
Впрочем, пусть разбираются сами. Это их дела, их жизнь. Их выбор.
Натка вскоре тоже попробовала предаться плотским утехам. Она выбрала, осознанно и целенаправленно, вполне даже еще молодого, тридцати семи лет от роду, профессора, весьма популярного среди факультетских девиц. Девятнадцать лет разницы никакого значения не имели. Профессор отличался элегантностью, вальяжностью, моложавостью. С таким, как он, не стыдно было отправиться «и в пир, и в мир, и в добрые люди». Его, в принципе, можно было бы и замуж взять. Главное — как завлечь на начальном этапе.
Советоваться Натку не приучили. Она несколько дней прокручивала в голове разные варианты первых шагов. Остановилась на самом примитивном и грубом способе. Подошла после лекции, такая скромная, застенчивая, юная, беспомощная, и, заикаясь, попросила о двух-трех частных консультациях у нее на дому, так как некоторые вопросы ей не совсем понятны, а предмет кажется невероятно интересным. Тут же была обозначена цена — 500 долларов за часовое занятие, поскольку профессор, конечно же, не дает частных уроков и не должен размениваться на мелочи.
В порядке исключения лектор согласился. Наташин папа всегда говорил, что нет таких, кто бы не продавался. Весь вопрос в цене.
И точно!
В назначенный час отобранный для познания сексуальной жизни кандидат явился в Наткин уголок, который она, как в песне, убрала цветами. Он старательно отвечал на подготовленные студенткой пытливые вопросы. Потом получил конвертик, пересчитал купюры, согласился выпить чаю и, довольный, отбыл по месту своего жительства, назначив следующее занятие
Встретившись в следующий раз, Натка конвертик вручила сразу, так как собиралась осуществлять задуманное, не отвлекаясь на теоретические отступления. Она не хотела, чтобы профессор чувствовал себя неловко после того, что между ними произойдет. Он же пришел с целью заработать… Вот пусть будет на этот счет спокоен. Конвертик при нем… Остальное — по ходу пьесы.
Она попросила его подождать минуточку.
— Конечно, конечно, — благодушно ответствовал ученый мужчина.
Ну, и через минуточку она перед ним явилась… «Как мимолетное виденье, как гений чистой красоты». А именно: совершенно обнаженная, в чем мать родила.
Профессор некоторое время смотрел на нее, как на статую в музее.
— Тебе сколько лет? — спросил он наконец.
— Восемнадцать с половиной, — ответствовала студентка.
— Покажи паспорт, — велел умудренный опытом лектор.
Натка с готовностью притащила паспорт. Все данные соответствовали.
— Как я вам? — спросила девушка, гордясь собой. — Гожусь?
— Очень, — оценил профессор, — очень годишься.
Он, казалось, все еще не верил происходящему.
«Ах, бедным богатым девушкам приходится все делать самим», — подумала Натка, взяла его руку и положила себе на голый живот.
Рука какое-то недолгое время так и касалась живота. А потом поднялась выше, к груди…
— Ты — чудо, — еще раз, более убежденно оценил Натку мужчина.
Она провела его в спальню, где и состоялся ее первый урок искусства любви.
Много шума из ничего — так про себя определила итоги занятия Натка. Ничего страшного, и ничего особенного.
Профессор еще несколько раз брал деньги за свои уроки. А потом перестал. Сказал, что у них начались отношения.
Вот что себе возомнил! Отношения какие-то!
Они встречались около года. Профессор довольно быстро сделал ей предложение руки и сердца. Объяснил, что впервые встретил девушку, которая от него ничего не ждет, не собирается сесть ему на шею, самодостаточна, привлекательна. Он даже хотел бы от нее детей — вот как!
Детей придумал! Конечно, он-то гулял на воле до тридцати семи, а ее в девятнадцать хочет охомутать.
Натка так и сказала, мол, не нагулялась еще. Не все еще про жизнь узнала и поняла. Детям пока еще рано от нее рождаться.
— А нагуляешься, будет поздно. И захочешь, а никто не позовет, — обиделся претендент на руку и сердце.
— Позовут, — беспечно отмахнулась Натка.
Да и сам профессоришка прекрасно сознавал, что позовут. Он уже был в курсе миллиардов ее папаши…
То ли от расстройства, то ли от обиды, он теперь каждую встречу заканчивал мрачным пророчеством, касавшимся ее будущего.
— Наступит, наступит такой момент, принцесса, когда и ты полюбишь, и тебя отвергнут, и слезами умоешься, и никто не пожалеет, — бормотал он вместо прощания в конце каждого их свидания.