Пуховый птенец пингвина
Шрифт:
А надо сказать, у многих граждан уже были автомобили. И родители Чешуёва видели, что этот красноречивый факт возрастающего благосостояния масс с неожиданной стороны больно бьет по их сыну, сингапурскому спецшкольнику Николаю.
— У него, — говорила Чешуёва Зоя, внимательно наблюдая за сыном, — может даже развиться нежелательный комплекс. Потому что все мальчики собираются сейчас и говорят: «У нас на тачке резина лысовата, и мы с папой как блок разморозили, так и не можем вылезти из этой истории. Нам подонок на СТО вместо тосола воды плеснул».
Вот на какой почве, справедливо
— Нам с отцом подогрев на «Запорожце» сгубили. Может, кто в этом кумекает, так пошли бы, взглянули.
И сказал Виталий Чешуёв жене своей Зое, как любил говаривать их бывший коммунальный сосед Сайгак Нусратыч Кебеков:
— Есть или нет, но тут что-то есть. Мы приобретем «Запорожец», чтобы изжить у ребенка комплексы.
И они поднажали еще с работой, и вскоре был куплен автомобиль бананово-лимонного цвета.
Сын фотографа Подошьянца, владеющего «Жигулями», подошел и сказал, выразился так про чешуёвский автомобиль:
— Это «Феврале» без внушителя. — И произвел губами три непристойных звука.
Норайр Подошьянц не по годам был велик. Он занимался в кружке юных биологов зоопарка, где ему в силу ростовых и физических данных доверяли уже тапира, купленного в развивающейся далекой стране на свободно конвертируемую валюту. Еще день назад Норайр Подошьянц был значим для Чешуёва-сына как бог солнца Ра для древнего египтянина. Богопослушного египтянина. И богобоязненного.
Как вдруг Николай Чешуёв — что значит изжить в себе комплексы! — прямо и коротко заехал в глаз божеству, а потом стремительно в область уха. Так постоял он за честь семейного автомобиля, утвердил себя, ополноправил в среде мальчишек и влился в нее.
И вот к этому-то автомобилю, купленному исключительно для престижности сына, спустился со жбанчиком краски наш Чешуёв. Он включил мотор и проехал в авто тридцать метров на запад. Потом он вернулся пешком к месту прежней стоянки и на черном асфальте стал писать оранжевой краской:
Скажем, что почти весь асфальт возле жилмассивов в Москве был расписан подобными номерами. Безобразие, узурпация земельного фонда Москвы, порочная самодеятельность — вот что это такое, а также покусительство на права Моссовета. Но выкидывали автовладельцы такие фортели с писанием номеров на асфальте, чтобы другой автовладелец убоялся на этом месте ставить свою колесную технику, а иначе получишь гвоздиком по полировке крыла, или шилом в баллон, или кусочек сахару бросят в бак, или кусочек магния в презервативе бросят туда же, в бак, — и до новых, как говорится, встреч в эфире, друзья.
Не писал бы, ой, не писал бы этих номеров Чешуёв, однако нервное поветрие было такое, а куда же против поветрия...
«М»— написал Чешуёв первую букву и отступил на два шага, поднялся даже на цыпочки — освидетельствовать симметрию написания.
Вот в это-то время довольно громко
— Я удивляюсь нашим карающим органам. Преступность вьет себе гнезда почем зря, а органы ноль внимания. Вот этот задохлик, марающий дорожное покрытие краской. Вы знаете, какова его зарплата?
И все остальные пенсионеры задвигались на парусиновых стульчиках, и один даже захлопнул книжку нанайских народных сказок в обработке Нагишкина: право же, какова?
— А зарплата его, — высоким летящим голосом сказал пенсионер Авдюков, — составляет восемьдесят четыре рубля.
Подойдя к детской песочнице, он щепочкой и написал в песке: 84. — Теперь задумаемся! — нацелил всех Авдюков. — За квартиру их взнос был три тыщи. И каждый месяц они платят квартплату сорок восемь рублей. И в месяц стоит бензин и профилактика для машины тридцать рублей, как для микролитражной. Опять же стоит такая машина три с половиной тысячи и, заметим, сиденья в машине устланы остродефицитной шкурой выделанного теленка. А через «Инюрколлегию» я, как читатель газеты «Известия», ничего такого не вычитал, чтобы какой-нибудь олигарх из штата Кентукки искал какого-нибудь Чешуёва, чтобы ввести в права наследства. Откуда же такое бешенство денег, откуда в наших рядах такой толстосум с мошной?
— Жену, жену его запишите, — сказала возрастная дама Мосягина. — Каждую пятницу себе в салоне прическу устраивает, да все «магик» названье прическе. Это два с полтиной за визит к мастерице, это десять рублей набегает в месяц, это надо приплюсовать!
И Авдюков под колонкой цифр приплюсовал на песке: 10.
— Вроде как и не слышит! — яростно ткнул в сторону Чешуёва пенсионер в водолазном джемпере. — Правда глаза колет! А Колька, сын его — юный следопыт. Сколько штанов на коленках надо. Пиши в месяц десять рэ на штаны!
Еще записали в песочнице: 10. Цену пса-ризеншнауцера записали: 200. И что трое видели, как Чешуиха отоваривалась в магазине «Диета» твердокопченостями, а это, ясно, цены немалые. И яйца брала оптом, четыре десятка, диетические, рубль тридцать десяток, с красным штампиком на скорлупах.
— Я, — патетически-исступленно сказал в водолазном джемпере, — проверил на его этаже ведро пищевых отходов, что он выбрасывает. — Джемпер, закрыв лицо руками, выдержал паузу и ошеломил: — Хлебопродукт хала там лежал. Цельная хала!
И вся общественность завела, закатила глаза, онемела от такого цинизма данного Чешуёва. А когда разлепили веки, оказалось, что впритык стоит Чешуёв. Лицо Чешуёва горело, а глаза, как потом вспоминалось, были почти что белые.
«Башку отвернет», — мелькнуло у Авдюкова. И он спрятался за спину Джемпера, который, как подводный исследователь, на свою максимальную пенсию вышел совсем молодым и здоровье имел отчаянное.
— Относительно же халы, — сказал Джемперу Чешуёв страшным голосом, — засохла до несъедобности во время выезда в отпуск. Так что халу по уважительной причине я затираю.