Пульс за сто
Шрифт:
– А вам разве…
– Почему нет? Я ведь повредил руку, а не ногу. Идемте, а то меня опять потянет навестить бар.
Лучинский поднялся с дивана, на сей раз даже не поморщившись. Видно, доктор и впрямь оказался хорошим специалистом.
11.40
– Вы действительно считаете, что «Пирамида» никуда не годится? – не удержался от вопроса Карпов, когда они вышли на тропинку, причудливым зигзагом огибавшую дом.
– Голубчик, да какая вам разница? Ведь Сергеев прав. Это лишь мнение одного человека.
– Это
– И что с того? Вы определитесь для себя, что вам сейчас важнее: сказать новое слово в литературе или чтобы вас не убили. Напечатают – и слава богу. С литературой потом сочтетесь.
– Хотите сказать, напечатать могут заведомую дрянь?
Лучинский уставился на него с изумлением.
– Вы сейчас с этим вопросом серьезно? Будто сами не знаете: процентов восемьдесят из напечатанного – дрянь несусветная.
– Так уж и восемьдесят.
– Ага! Заметьте, дискуссия только о проценте. Да что там далеко ходить. У вас в «Звезде» мало дряни?
– Материалы, которые проходят через мои руки…
– Ваши коллеги – циники и взяточники?
– С чего вы взяли?
– Раз они пропускают то, что вы, как я понял, не пропустили бы никогда, приходится думать…
– Возможно, у них просто другая точка зрения.
– Вот! То, что вы услышали от меня – моя личная точка зрения. А у редактора – куда вы там послали свою «Пирамиду»? – может быть совершенно другая.
– И все же вы считаете, что рассказ никуда не годится, – упрямо повторил Карпов.
– Опять двадцать пять! Да что ж у вас на мне свет клином сошелся?!
– Потому что вы – профессионал. Мнение профессионала важно.
– Чем? Вы разве пишете для профессионалов? Если ваше сочинение придется по душе человеку без диплома филфака, это не доставит вам удовольствия? Любому писателю нужно в первую очередь знать, что его читают. И уже во вторую – кто.
– Но разве можно не обращать внимания на мнение тех, кто состоялся в профессии?
– Как же вы узнаете их мнение, позвольте спросить?
Карпов посмотрел на Лучинского с недоумением.
– Множество писателей, как вам известно, терпеть не может своих коллег, – продолжил тот. – Поэтому получить объективный отзыв – большая редкость. Конечно, кто-то способен высказаться и объективно. Но это ж надо догадаться, кто до такого снизошел, а кто просто с удовольствием харкнул вам в душу. А кто-то наоборот: в глаза похвалил, а сам думает: «Редкостное дерьмо!» Что же касается критиков, у нас иная стезя. Мы – как фармацевты среди врачей. Образование почти то же самое, но людей лечить нельзя. Между прочим, как маститый критик, сейчас я сам себя опровергну. Для кого пишет писатель, по-вашему?
– Я полагал – для людей. Но вы, кажется, намерены доказать иное.
– Запросто! Писатель пишет для себя. В лучшем случае, для узкого круга своих близких. Как можно писать для тех, кого ты в глаза не видел и понятия не имеешь: чем они живут, о чем думают? Нет, конечно, если среди миллионов этих неизвестных вдруг найдется достаточно любителей твоих произведений – жизнь удалась. Настоящий
Лучинский опустился на скамейку возле цветочной клумбы, мимо которой они проходили. Карпов пристроился рядом.
– Тем не менее сейчас нашу судьбу решают именно дипломированные специалисты, – заметил он. – И с этим мы ничего не можем поделать.
– Если так думать, то конечно.
– А если думать иначе – нет? Вы верите в материализацию мыслей?
– Я верю в себя. И в счастливый случай. Хотя, случаю иногда не грех и помочь. Даю бесплатный совет. Зашифруйте свою фамилию в первых буквах абзацев. Лично я так и поступил. Конечно, шансов на то, что редактор или рецензент это заметят, немного, но вдруг попадется кто-нибудь пытливый. Сколько страниц вы уже написали? – переменил тему критик.
– Ноль, – мрачно ответил Карпов.
– Жанр по-прежнему довлеет над вами? Сколько раз нужно повторять: не думайте о нем! Пишите, как хотите. Но обязательно заверните все в яркую обертку. Скормите ваши мысли так, чтобы читатель проглотил их в один присест. Помните, как в «Операции “Ы”» Шурик потчевал собаку таблетками, пихая их в колбасу?
– Конечно. И еще я помню, что собака съела колбасу, а таблетки остались.
– Будьте изобретательней.
– Это легко сказать. Как совместить несовместимое?
– Да запросто! Что вы читали в последнее время из серьезного?
– В последнее время? – Карпов задумался. – Статью профессора Кушнера.
– О чем она?
– О Моцарте и Сальери. Кушнер очень убедительно доказывает, что Сальери не мог отравить Моцарта [9] . И я с ним полностью согласен, поскольку всегда считал…
– Замечательно! То, что надо. Знаменитости, отравление… Голубчик, да вы просто сидите на сокровище! У вас есть тема, есть материал. Осталось придумать обложку. Хотите, сделаю это за вас? Минуту… – Критик наморщил лоб, немного пожевал губами… – Допустим, некий падкий на мистику нерадивый студент, который никак не может сдать экзамен по творчеству Моцарта, вызывает дух композитора из его могилы, чтобы узнать то, чего о нем не знает никто. Как?
9
Кушнер Б. В защиту Антонио Сальери. «Вестник», № 14–19 (221–226). Балтимор, 1999.
Карпов посмотрел на Лучинского с подозрением.
– Вы издеваетесь?
– Ничего подобного! Знаете что? Я тоже напишу какую-нибудь историю про кладбище! – В порыве чувств Павел Борисович хлопнул больной рукой о колено и даже не заметил этого. – Посмотрим, у кого получится лучше. Конкуренция всегда рождает азарт. – Критик завелся не на шутку. – Нужен лишь арбитр, который присудит победу. Сергеев не подойдет, у него свои игры, в нашу он играть не станет. А что, если…
Лучинский заметил Кристину, которая возилась в саду со вчерашним деревом.