Пуля для адвоката
Шрифт:
— Значит, вы проводили съемки в парке Малибу-Грик примерно за десять часов до прибытия к дому Эллиотов? Я правильно вас понял?
— Да.
— И машина «четыре-альфа» участвовала в более раннем инциденте?
— Да, когда парня наконец арестовали, его повезли как раз на той машине. На «четыре-альфа».
— В какое время это произошло?
— Примерно в пять утра. Ночь была длинной.
— Вы сняли это на видео?
— Да. Запись на той же пленке, только надо прокрутить назад, — кивнул он
— Что ж, давайте посмотрим, — предложил я.
Я нажал на пульте кнопку «Назад». Голанц резко вскочил, объявил протест и попросил частного разговора с судьей. Стэнтон махнул нам рукой, и я направился к нему, прихватив с собой список свидетелей, представленный суду полмесяца назад.
— Ваша честь, — раздраженно заявил Голанц, — защита опять пытается нас обмануть. До сих пор не было никаких намеков на то, что мистер Холлер намерен обсудить со своим свидетелем какое-то другое преступление. Я протестую против данного допроса.
Я спокойно положил перед судьей свой список. По правилам я был обязан подать в суд полный перечень свидетелей, которых собирался допросить, и вкратце написать о том, что они будут говорить. Хулио Мьюниц в списке присутствовал. Мое резюме там тоже имелось.
— Ваша честь, здесь ясно сказано, что показания свидетеля касаются видеосъемок, которые он проводил второго мая, в день убийства, — возразил я. — Видео в парке было снято в день убийства, второго мая. Список я представил два недели назад. Если тут есть какой-то обман, то мистер Голанц обманывает сам себя. За это время он мог поговорить со свидетелем и просмотреть его записи. Видимо, он этого не сделал.
Стэнтон пробежал взглядом по списку и кивнул.
— Протест отклонен, — объявил он. — Можете продолжать, мистер Холлер.
Я вернулся, перемотал пленку и включил запись. Присяжные следили за ней с возрастающим интересом. На экране шла ночная перестрелка, изображение было более смазанным и зернистым, чем на предыдущей съемке, и камера резко прыгала с места на место.
Наконец на экране появился человек с наручниками за спиной, его заталкивали в патрульную машину. Полицейский захлопнул за ним дверцу и постучал по крыше. Автомобиль тронулся с места и поехал мимо камеры. Я нажал «Стоп».
Изображение застыло. Видеокамера подсвечивала человека на заднем сиденье и крышу автомобиля.
— Мистер Мьюниц, какой знак вы видите на крыше этой машины?
— «Четыре-A», или «четыре-альфа».
— Где сидит человек, которого в ней перевозят?
— На заднем сиденье, с правой стороны.
— Он в наручниках?
— По крайней мере, был в наручниках, когда его посадили. Я это заснял.
— Руки скованы за спиной?
— Да.
— Он сидит на том же месте и в той же позе, что и мистер Эллиот, которого вы сняли восемью часами позже?
—
— Спасибо, мистер Мьюниц. У защиты больше нет вопросов.
Голанц отказался от перекрестного допроса. Ему не к чему было придраться, а запись не могла лгать. Мьюниц удалился. Я сказал судье, что хочу оставить видеоплейер для следующего свидетеля, и вызывал Тодда Сталлуорта.
Полицейский вышел еще более разъяренным, чем прежде. Меня это устраивало. Вид у него был какой-то помятый, форма висела мешком. На одном из рукавов чернела рваная дыра: похоже, ночью произошла какая-то стычка.
Я быстро установил личность Сталлуорта и зафиксировал факт, что в день убийства в доме Эллиота он работал в первую смену на машине «альфа» в районе Малибу. Не успел я задать первый вопрос, как Голанц опять заявил протест и попросил о частной беседе. Когда мы подошли к судье, он воздел руки к небу, словно говоря: «Доколе?»
— Ваша честь, я возражаю против вызова свидетеля. Защита нарочно спрятала его фамилию в длинном перечне сотрудников полиции, находившихся на месте преступления. И он не имеет никакого отношения к делу.
Я достал список. С усталым видом положил его перед судьей и провел пальцем по фамилиям, пока не дошел до Тодда Сталлуорта. Его имя значилось сразу за пятью полицейскими, выезжавшими к дому Эллиотов.
— Ваша честь, если я спрятал Сталлуорта, то сделал это очень неумело. Вот он, среди других офицеров полиции. Причины его вызова аналогичные. Он должен рассказать о том, что делал второго мая. Я не мог написать подробнее, потому что раньше никогда с ним не беседовал. Все, что он сейчас скажет, я услышу впервые.
Голанц покачал головой, пытаясь сохранить самообладание.
— Ваша честь, с самого начала разбирательства защита прибегает к уловкам и обману и…
— Мистер Голанц, — перебил его судья, — не говорите то, чего не в силах доказать и что может навлечь на вас беду. Этот свидетель, как и предыдущий, уже две недели находится в списке, представленном мистером Холлером. И у вас было достаточно времени, чтобы выяснить, о чем пойдет речь. Если вы ничего не сделали, пеняйте на себя. Но это нельзя назвать ни уловкой, ни обманом. Следите за тем, что говорите.
Голанц замолчал, опустив голову.
— Ваша честь, обвинение просит о небольшом перерыве, — тихо произнес он.
— На сколько?
— До часу дня.
— Два часа вряд ли можно назвать небольшим перерывом, мистер Голанц.
— Ваша честь, — вмешался я, — я протестую против любого перерыва. Обвинение хочет повлиять на показания свидетеля.
— Я возражаю! — воскликнул Голанц.
— Никаких перерывов, задержек и ссор! — отрезал Стэнтон. — Мы и так потеряли почти все утро. Протест отклонен.