Пуля для депутата
Шрифт:
— Ну да, психушка.
В одном из окон Ипатьева увидела лицо, плоское, как блин, бледное, оно прилипло к прутьям решетки изнутри, впечатавшись в нее, сплющив нос, сделавшись еще уродливее, чем было на самом деле — бессмысленное, с потухшими глазами и отвисшей губой, с которой стекала ниточка слюны.
— Бр-р-р! — Галина отвела взгляд от окон больницы. И тут же поймала себя на том, что ей хочется вцепиться в рукав Комара, прижаться к нему, инстинктивно закрыться, прячась от страшного своей пустотой взгляда из-за решетки.
— Ты чего — боишься, что ли?
— Да нет… Просто, непривычно.
— Этих нечего бояться. Бояться надо других. Даже не тех, кого ты в «Коломне» видела. Они — мелочь, фраера. Опасаться надо… — Он не договорил, усмехнулся и, взяв Ипатьеву под локоток, повел ее к неприметной железной двери.
Офис Комара (он так и сказал Галине: «Мой офис») занимал полуподвальный этаж главного здания больницы.
— Это не все. Там, внизу, еще два этажа, — пояснил он, когда Ипатьева принялась оглядываться по сторонам.
— Вот тут у нас — машинный зал… — Комаров открыл одну из дверей и вошел, знаком пригласив Галину следовать за ним.
Журналистка смотрела на то, что открылось ее виду, с неподдельным интересом. Помещение, залитое мягким светом спрятанных в потолке светильников, было битком набито аппаратурой и внешне напоминало больше всего московские телевизионные студии, где она чувствовала себя как дома.
— А что вы тут делаете? — спросила она, разглядев и монтажный стол, и пульт, и горы видеотехники самых последних моделей. Она знала, что подобная аппаратура стоит очень больших денег. Настолько больших, что позволить себе обладание такими штучками могла только хорошо организованная и обладающая настоящим, крепким капиталом фирма.
(«Впрочем, если ему сам Понизовский звонит на трубу…»)
— Что делаем? Работаем. Бизнес наш… Игорек! — крикнул он молоденькому пареньку в очках и кожаной курточке, с хвостом длинных волос на затылке, перехваченных резинкой, в джинсах и сапогах-козаках. — Игорек! Погляди там, что у тебя есть на Гнедко Валентина Валентиновича. Из столицы к нам едет. Завтра встречаю.
— От кого едет? Информация открыта?
— От Понизовского, — спокойно ответил Комар.
Игорек, не выказав ни малейшего удивления, отвернулся и забегал тонкими мальчишескими пальцами по клавиатуре компьютера.
— Да… Есть чему позавидовать! — покачала головой Ипатьева.
— Да? — Комаров прищурился. — Чему же это?
— Да вот — всему этому.
— A-а… Ну, это только внешняя сторона. Есть еще другая.
— Та, которую я в «Коломне» наблюдала?
— И такая тоже есть. Но на самом деле увиденное тобой — случайность. Кадры теряем, людей не хватает. Приходится самому все делать. Многостаночник я, — усмехнулся Комаров. — Стахановец. Ударник капиталистического труда. Эти суки, они цены на бензин крутят, как хотят. Думают, что они тут главные. Ну, я их немножко на место и поставил.
Галина не стала комментировать последние его слова. Что-то тут было не так. Она наслушалась достаточно о бензиновой мафии в Питере — все газеты периодически мусолили эту тему. Потом, как по команде, замолкали. А спустя некоторое время начинали вновь. Судя по всему, очень большие люди стояли за топливными проблемами северной столицы. И, несмотря на быстро впитываемую информацию (этот
— А есть где мы будем? — спросила она, чтобы сменить тему.
К вопросу о деятельности Комара она намеревалась еще вернуться. Тем более что доллары, лежавшие в сумочке, настраивали на разговор о делах, долгий и серьезный. Сейчас, второпях, незачем было говорить о важных вещах.
— A у нас тут ресторан свой. Думаю, один из лучших в городе. Конкретно говорю.
— Отлично! А психи ваши тоже там кушают?
— Кое-кто. Не все, — серьезно ответил Комаров. — Далеко не все.
Они пошли по коридору — Комаров сказал, что надо будет спуститься на нижний этаж. Но, не доходя до узенькой лестницы, он остановился перед последней дверью.
— Подожди-ка секундочку. Это мой кабинет. Мне тут надо кое-что… — Он повернул ключ в замке и открыл дверь. — Зайди, посмотри, как я тут устроился.
Ипатьева послушно шагнула в помещение. Комаров пропустил ее вперед; она услышала за своей спиной тихий щелчок запираемого замка и тут же почувствовала, как руки ее провожатого легли ей на плечи.
— Гена… — выдохнула она, вдруг осознав, что означали слова «потерять дар речи». — Гена, ты что?..
Галине сотни раз клали руки на плечи, и десятки раз это происходило именно так, сзади: притягивая ее спиной к себе, мужчины начинали свои игры. Но никогда она не испытывала ничего похожего на то, что с ней творилось сейчас.
Журналистка подалась назад, прильнув к теплой груди Комара, позволив ему сдвинуть ладони с плеч на грудь, сама же опустила руки, завела их назад и впилась ногтями в его бедра.
Комаров не стал медлить и разыгрывать длинные любовные сцены. Он шагнул назад, освобождая пространство для действия, и в два рывка сорвал с Ипатьевой тонкую кожаную куртку. Она не успела даже повернуться к нему, как уже была вынуждена вскинуть руки над головой — Комар стащил с нее свитер, отбросил в сторону и снова схватил Галину за грудь, притягивая к себе: на тот раз для того, чтобы, по-прежнему оставаясь сзади, расстегнуть молнию на ее кожаных джинсах.
Комар быстро расстегнул молнию и, схватившись за пояс джинсов, резко дернул их вниз, спустив джинсы до колен вместе с трусиками. Теперь Ипатьева была связана собственной одеждой и не могла сделать ни шагу без помощи Комара.
Он толкнул ее вперед, к письменному столу, и Галина обязательно упала бы, если бы Комар не придержал ее сзади, одним прыжком вновь приблизившись к ней и обхватив за талию.
Она легла грудью на стол. Вздрогнула, соприкоснувшись с холодной поверхностью. Но спустя мгновение все ее тело наполнилось теплом, исходящим от Комара, который как-то легко (видимо, она была уже полностью готова его принять, и он правильно понял, что не нужны никакие прелюдии), очень легко ввел в нее свой горячий и, как ей показалось, бесконечно длинный член и ритмично задвигался то прижимаясь к ее бедрам, то снова отстраняясь. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, словно с силой вбивая в нее свою плоть…