Пуля для невесты. На карусели чувств
Шрифт:
«Что-то мне подсказывает, что и не придет», — мрачно подумалось.
— Ты о чем? — нахмурился ученый. Я же вновь прокляла привычку думать вслух. — Она, наверняка, просто занята, вот и не зашла по привычке. А я заработался и совсем забыл о еде.
— Э-э-эм. Да. Занята.
— Катя, — мое имя прозвучало предупреждением, просьбой и приказом не юлить. Причем одновременно. Как только умудрился в коротком слове вместить целую гамму понятий?
— Да, на самом деле я не знаю о степени ее занятости сегодня, доволен?
— Грустной? Почему?
На секунду мне показалось, что за привычной маской равнодушия проступила искренняя тревога. Но Илларион принялся с усердием рыться в тумбочке, отвернувшись, так что убедиться в собственной правоте не получилось.
— Ты сам прекрасно знаешь почему.
От одного взгляда, которым одарил меня Илларион, кровь в жилах просто обязана сворачиваться. Я хоть и не подала виду, что мне невыносимо захотелось превратиться в страуса и спрятать голову в песок, но однозначно пожалела о неосторожности вообще открыть рот и заговорить на эту тему.
— Может, ты меня просветишь? — изогнул бровь мужчина. — Чтобы мы точно убедились, что думаем в одном направлении. Вдруг я, темный, ошибаюсь…
— Ты… — я покусала губу в нерешительности.
Уж слишком спокойно, как диссонанс безжалостного холода в глазах, звучал голос ученого. С этой двойственностью я всего несколько минут назад уже встречалась. Стоило ли подставляться под «огонь» снова?
Мысленно махнув рукой на всевозможные последствия, решила — стоит! Вдруг, другого случая и не представится?!
— Ты ее обидел!
— И чем же?
— Сам знаешь чем! — вспыхнула я.
— И ты считаешь, что мне обязательно надо извиниться, — лениво констатировал он.
— Конечно!
Что за глупые вопросы Илларион принялся задавать? Да и в глазах появился загадочный блеск…
— Может, и начать стоит прямо сейчас?
— М-может… — не так уверенно протянула я, заметив, что Илларион отставив колбу с позеленевшей жидкость, поднялся из-за стола и направился прямиком ко мне.
Медленной, предвкушающей походкой хищника. Рога, кстати, у него вновь вылезли.
Ой, мамочки!
— Тогда, возможно ты любезно согласишься помочь мне в тренировках?
— В каких таких т-тренировках? — я облизнула пересохшие губы.
Потемневший взгляд Иллариона, как пить дать, не предвещал мне ничего хорошего. Ничегошеньки!
— Как правильно извиняться перед девушкой, — хмыкнул мужчина, остановившись в полушаге от меня. — Вдруг, я промахнусь с тактикой?
— Н-нет.
— Что «нет»?
— Не п-помогу! С-сам выкручивайся.
Мой ответ не произвел на Иллариона должного впечатления.
Он лишь хмыкнул, навис надо мной и придвинулся почти вплотную.
— Я настаиваю, мартышка, — прошептал мужчина, подув на мою шею.
Тело отреагировало неприятными, колкими мурашками. Мне в одно мгновенье стало
— Ты… что…
— Тише, мартышка, — Илларион провел костяшками пальцев по моей щеке.
Обрисовал контур губ. Все это время не прекращал со мной игру взглядами. Смотрел завораживающе, жутко. Точно удав на… аппетитного кролика.
— Мы всего лишь попрактикуемся. Ты ведь этого хотела, да?
— Да… — почти беззвучно вторила я.
Мужчина оттянул воротничок моей блузки. Маленькая заминка и… несколько пуговичек уже расстегнуты, прекрасный доступ к зоне декольте — открыт.
Илларион коснулся ключицы, а меня словно током шандарахнуло. Да так хорошо, что все мозги разом встали на место!
— Нет!
— Я совсем не умею извиняться, — хитро улыбнулся мужчина. — Без нескольких пробных попыток, точно не смогу сделать все правильно. Ты ведь хочешь, чтобы я сделал все правильно? Да, мартышка? Вот и покажи свои советы… в действии.
Сейчас в Илларионе я не узнавала того фанатичного ученого, мужчину с прекрасным чувством юмора, преданного друга. Передо мной явно был кто-то другой. Хищный. Жестокий. Сильный.
Его энергия окутывала меня плотным, темным коконом. Заставляла слабеть. Прикосновения вызывали невообразимый холод в каждой клеточке тела, в отличие от жара, что всегда дарила близость Егора.
Мысль, что раньше болталась на задворках разума, стремительно выходила на передний план. Все происходящее казалось чертовски неправильным!
Стоило Иллариону прочертить пальцем невидимую линию от мочки уха до моей груди, как странный одурманивающий туман в голове рассеялся. Неправильная слабость оставила тело. Я дернулась, взвизгнув:
— Не трогай меня!
Илларион оступился, не ожидая, видимо, такой громкости, которую я выдала ему прямо в ухо. И пока ученый приходил в себя, качая головой, подскочила, чтобы поставить завершающий аккорд.
Звук пощечины в тишине комнаты прозвучал довольно громко. Отрезвляюще. Прогнал неестественную тишину, словно сорвав ее невидимый полог. Ко мне сразу же возвратились все ощущения. И цвета стали ярче, и звуки вернулись. Особенно оглушающе слышался грохот собственного сердца, сбившегося с привычного ритма, в груди.
— Егор же твой друг! Как ты можешь так?!
Затаив дыхание, я ждала ответного хода Иллариона.
Своим резким наступлением он меня настолько выбил из колеи, что теперь я совершенно не могла и предположить дальнейших действий мужчины.
Илларион не предпринял попытки приблизиться. Так и стоял в шаге от меня, загораживая свет, словно огромная, мрачная туча. В его глазах, казалось, и правда бушевала гроза. А потом она сменилась на… озадаченность.
— На тебя, что, правда, совершенно не действует? — спросил мужчина, даже не став потирать щеку.