Пуля для следователя
Шрифт:
Турецкий вспомнил, что на похоронах вице-мэра сотрудники прокуратуры держались общей группой, лишь Кристина находилась рядом с его вдовой, словно родственница или близкий друг семьи. Почему она не стояла рядом со своими коллегами, подумал тогда Турецкий и решил, что этому может быть одно объяснение. Сейчас Кристина в самом начале беседы подтвердила его догадку:
— Должна сразу признаться, в течение почти двух лет до последнего времени у меня были близкие отношения с Юрием Поливановым. Мы всерьез подумывали о женитьбе, хотя тому имелись определенные противодействия как со стороны его семьи, так и моей. Но тем не менее мы постоянно были вместе и,
Турецкий, не перебивая, слушал исповедь женщины, которая, видимо, долго готовилась к тому, чтобы изложить все накопившееся на душе. Попутно она совершила небольшой экскурс в историю своих взаимоотношений с поливановскими родителями. Рассказала и о напоре, который проявлял ее отец, чтобы выдать дочь замуж за ростовского коммерсанта.
Чувствовалось, все, что говорилось, пока лишь предисловие к главному. Наконец Кристина вплотную подошла и к нему:
— Александр Борисович, как сотрудник прокуратуры, я знала, что Юрий ведет одновременно два дела: о фальшивых деньгах и об убийстве троих предпринимателей, совладельцев металлургического завода. Позже они были у него отобраны. Между тем мне известно, он довел их почти до конца.
— Не может быть! — вырвалось у Турецкого.
— Уверяю вас, не удивляйтесь. Юрий уже оказался на финишной прямой, оставалось нанести завершающие штрихи для полной картины. Он был доволен полученным результатом и в то же время сильно обеспокоен тем, что прокурор Селихов явно препятствует успешному завершению работы. Юрий, опять же, не вдавался в дебри, но совершенно ясно: мешать тот может лишь в том случае, если это опасно для двоих людей в Зеленодольске — мэра и начальника милиции. Эти высокопоставленные персоны полностью подмяли его, вывернули наизнанку, Виктор Николаевич растворился в них и до смешного безропотно выполнял все указания. Уверена, эту странность замечают многие работники прокуратуры.
— Почему же он оказался в их руках марионеткой?
— Трудный вопрос. Произошло это не сразу, но как-то очень резко. Так случается, когда одни люди шантажируют других. Подозреваю, у них в загашнике имеется мощный компромат на Селихова. Только сейчас я хочу сказать о другом: все предшествующие гибели дни Юрий находился в по-хорошему возбужденном настроении. Я знала, когда такое происходит, — значит, он стоит на пороге большого успеха. Правда, судачить о подобных вещах не любил, считал, это сродни хвастовству.
Турецкий предположил:
— Может, боялся сглазить, спугнуть удачу. Поэтому и помалкивал.
— Вряд ли. Суевериями он никогда не грешил. Просто пока работа не доведена до конца, утверждать что-либо нельзя. И меня не удивило, если бы он вообще об этом не заикнулся. Вдруг Юрий однажды посетовал, что Селихов нахрапом вмешивается в его дела, он чувствует нездоровую придирчивость прокурора. Будто тот недоволен тем, как следователь успешно приближается к финалу. Поэтому Юрий сказал, передаю его слова со стенографической точностью: «Дошло до того, что часть документов я до поры до времени спрятал в надежном месте».
— Копии?
— Вот и я спросила. А он сказал: «И оригиналы тоже». Это было буквально за два-три дня до
— Даже ни малейшего намека, что это за место?
— Совершенно. А я, разумеется, не спрашивала. Мне стало немножечко обидно, что он не доверил их мне, а передал кому-то другому.
— Может, просто спрятал в надежный тайник.
— Нет. Сказал, если с ним что-нибудь случится, этот человек сразу перешлет документы в Генеральную прокуратуру.
— Очень странно. Уже двадцать дней, как случилось, а никто ничего не присылал, — сказал Турецкий. — Я бы знал.
— Понимаю. Тогда вашим сотрудникам не пришлось бы собирать свидетельства по крохам.
— Значит, никаких подробностей он вам не сообщил? — спросил по инерции Александр Борисович, не надеясь на положительный ответ.
— Не только подробностей — Юрий даже в общих чертах скупо обрисовал картину. Мне запомнилось такое замечание: он намекнул, что и фальшивые доллары, и убийство троих совладельцев металлургического завода — дело рук одной и той же компании. Сказал: «Если бы ты знала, куда ведут следы, ахнула бы». Как вы понимаете, это очень важный вывод.
— Да, существенный. Спасибо вам, Кристина. Уверен, в нужный момент это многое поставит на свои места.
Они дружелюбно расстались. На прощание Лазаревская сказала:
— Если удастся узнать что-либо новое, обязательно позвоню.
Она позвонила уже на следующий день. Турецкий не узнал ее голос, ему показалось, что говорит мужчина. Собрался пошутить: мол, богатой будет, да слова застряли в горле — таким убийственным тоном разговаривала Кристина. Накануне с ней произошел неприятный случай.
— Как раз то, чего боялся Юрий, — сказала она. — Поэтому избегал рассказывать мне лишнее.
Произошло же следующее. Приехав вчера на Петровку, Кристина отпустила машину, сказав, что в областную прокуратуру доберется своим ходом, а в Зеленодольск вернется на электричке. После встречи с Турецким она решила пройти до Малого Кисельного пешком. Никакого транспорта в том направлении нет, идти же всего минут двадцать. Направилась по Петровскому бульвару в сторону Трубной площади. Ей оставалось с десяток метров до угла, когда она была сбита с ног каким-то торопливым прохожим. То есть сейчас она понимает, что сбили нарочно. А в тот момент решила, что ее саданул плечом уличный лихач, который мчится, не разбирая дороги. Тут же к ней бросились двое мужчин, помогли встать и принялись старательно отряхивать ее темно-зеленую дубленку от снега и грязи. Приговаривая сочувственные слова, отряхивали, отряхивали, потом неожиданно подхватили ее под руки и посадили в стоявшую рядом машину.
— Я опять же ничего не поняла. Думала, они готовы проявить дальнейшую любезность и довезти меня до нужного места. Но вдруг мне залепили рот скотчем, накинули на голову брезентовый мешок, обвязав веревку вокруг шеи. И тут, когда я ничего не видела, мне, простите за каламбур, все стало ясно.
Лазаревская рассказала, что они долго колесили. Пыталась понять по шуму потока машин, где они едут — по Москве, за городом, но это было невозможно, везде одинаково шумно. Она сидела на заднем сиденье между двоими сильными мужчинами. Время от времени находившийся справа сопровождающий обхватывал ей голову руками, плотно прижимая ладони к ушам. Это происходило, когда сидевший рядом с водителем мужчина разговаривал то ли по телефону, то ли по рации. Слов не разобрать, однако по скупо просачивавшимся сквозь брезент ноткам можно было догадаться, что разговоры ведутся не ахти какие безмятежные, тревожные.