Пуля на закуску
Шрифт:
— Не слабое было вам знамение, наверное, — сказала я сочувственно.
Не отводя глаз, он просиял от пришедшего воспоминания.
— Вы себе представить не можете, как меняет человека рождение ребенка.
Я вспомнила своего отца, который в день нашего с Дэйвом рождения был за границей.
— Да, — ответила я. — Не могу.
— Тогда слушайте, — сказал он.
Подойдя к столу в центре зала, он встал на ближайший стул. Даже не поднял руки, призывая к тишине — просто все остановились и стали слушать. Черт побери,подумала
И тон его речи меня тоже поразил. Он говорил очень — как бы это сказать — разумно. Не так, как я ожидала бы услышать от любимца публики в столице Ирана.
Пока он говорил, я рассматривала лица публики. Восхищенные. Оптимистические. Мирные. Ни одного такого, чтобы готов был убивать. Вполне искренние.
Так как в своей зоне наблюдения я угрозы не нашла, то перешла на новое место, время от времени останавливаясь проверить, как там мои партнеры, или прислушиваясь к разговорам.
— Мы не должны уступать свою страну хулиганам и бандитам, — заявил в какой-то момент Фархад. — Их дубина — страх. И ею они постоянно нас бьют. Мы стали как забитые женщины, убедили себя, что заслуживаем своей судьбы и ни на что лучшее не надеемся. Согласились, чтобы наши дети постоянно слышали от учителей, священнослужителей и подконтрольных правительству теледикторов потоки ненависти к свободным странам. Согласились, что наши сыновья и братья должны жертвовать собой, чтобы убить двух-трех, а лучше десяток врагов во имя какого-то далеко нацеленного гнева.
Ропот одобрения из толпы. Фархад протянул руки к слушателям, глаза его горели страстью.
— Мы должны подняться с колен. Мы — благословенный народ. Есть законы, по которым мы снова должны жить: любовь, прощение, честность и благородство к тем, кому счастье улыбнулось меньше.
Он перешел на фарси.
— Коул! — прошипела я. — Что он говорит?
— Цитирует знаменитого персидского поэта Саади, — ответил он. — Я не очень умею переводить стихи, но смысл в том, что все люди друг с другом связаны. И потому нельзя стоять и ничего не делать, когда кто-то из нас страдает.
У Фархада было еще много что сказать, но я перестала слушать. Слишком меня отвлекала мысль о готовности, если случится что-нибудь. Я отступила в угол и по меню на моих стильных очках вызывала Ашу.
— Есть что-нибудь?
— Магулов все больше, — ответил он. — А у вас там что?
— Пока ничего. Но этот самый Фархад… сказать, что он красноречив — это ничего не сказать. Они просто зачарованы!
— Его потенциал повести эту страну к миру и процветанию зашкаливает, как сказали бы у вас. За пятьдесят последних лет впервые такого вижу. Вы должныуберечь его от опасности.
Взволнованность Аши передалась и мне. Как мне защитить этого Фархада, если все, что у меня сейчас есть, — это чувство нарастающей опасности? Я просто шалела, глядя на него новыми глазами. Вчера я готовилась его убить. Сейчас я думала, что это лидер, чей народ нуждается в давно желаемых переменах, и очень боялась, что он не доживет
— Вайль, ничего? — спросила я, поймав его взгляд с другого конца зала. Он стоял возле двери в туалет, прислонившись к стене и оглядывая собрание.
— Ничего.
— Коул, а у тебя?
Он сидел возле освободившейся рабочей станции, спиной к экрану.
— Не-а. Эти люди смотрят ему в рот. Будь это выступление перед матчем, они бы все тут орали, как заведенные старшеклассники.
А что как это все чистое совпадение? Магулы собрались, потому что тут одна из пар после вечера поссорится, и дело кончится убийством. Точка.
И все-таки я продолжала ждать. И когда речь закончилась и Фархад спрыгнул со стула, я пошла в очередной обход зала.
Первое, наверное, что бросилось мне в глаза — это рост того мужика. Я даже подумала на секунду, что это Аша пробрался в зал, так он был высок. И чалма у него была такая же, как у Аши. И белый бурнус поверх бежевых штанов выделял его среди прочих мужчин, в основном одетых по-западному.
Раньше я его не видела, и он определенно не входил через главные двери, из чего следует, что он прошел через кухню. Странный способ явиться на вечеринку.
— Парни! — прошептала я. — Белая чалма на шесть часов в направлении от меня до Фархада.
Я подалась поближе. Что-то в том, как он двигался, казалось странно знакомым. То чувство, когда узнаешь актера в фильме, но не помнишь, где его раньше видел.
Он держался ко мне спиной — как будто знал, что я здесь. Откуда бы? Но он действительно невероятным образом поворачивался вместе с публикой, когда я собиралась заглянуть ему в лицо. И все ближе подбирался к Фархаду.
— Не нравится мне этот тип, — сказала я.
— Мне тоже, — согласился Вайль. — Кому там удобнее всех?
— Я начисто блокирован. Поздравляющие навалились, их тут до задницы, — сказал Коул.
— Между мной и этой чалмой Фархад, — ответил Вайль. — Кажется, придется тебе, Жасмин.
— О'кей. А когда начнется хаос?
— Мы его хватаем и бежим, как предусмотрено исходным планом, — сказал Вайль.
Толпа вокруг Фархада густела. Я улыбалась окружающим ослепительной улыбкой Люсиль Робинсон, что позволило мне слегка продвинуться, но недостаточно, чтобы не дать Чалме добраться до цели. С нарастающей тревогой и бессилием я взвесила свои возможности и выбрала единственный действенный вариант: подражая Фархаду, вскочила на стул.
Это выявило мой интерес к Чалме, но он и не думал оборачиваться. К моменту, когда я нашла себе точку наблюдения, он уже почти добрался до Фархада и смотрел только на него, а тот улыбался и пожимал руки с дружелюбием, освещавшим комнату.
Чалма сделал движение, которое человек моей профессии узнает безошибочно, и тут я увидела, как блеснул металл. Контур оружия, которого я никак не ожидала увидеть в этом зале.
— Пистолет! — заорала я.
И разразился хаос.
Толпа с криком раздалась, Вайль и Коул бросились защищать Фархада. Стоявшие у дверей рванулись наружу, и магулы ровным потоком полились внутрь.