Пуля нашла героя (География одиночного выстрела - 3)
Шрифт:
— У вас с собой есть оружие? — с угрозой в голосе спросил пришедший позже милиционер.
— Да, — удивленно пожал плечами Добрынин. — Револьвер. Мне его товарищ Тверин подарил.
Милиционеры, вытащив из вещмешка револьвер, стали рассматривать его внимательно, читали выгравированную на вороненой стали надпись.
А Добрынин улыбнулся вдруг, вспомнив, как много лет назад вошел в эти двери впервые и стоявший на посту милиционер не мог понять, почему в его вещах находился топор. «Интересно, где теперь этот топор?» — подумал
— Револьвер заберете, когда будете выходить, —сказал наконец старший милиционер.
Поднялись по ступенькам. Добрынин помнил, что товарищ Тверин сидел на третьем этаже, но сейчас они поднялись на второй и шли по длинному коридору, устеленному красной ковровой дорожкой.
Добрынин, вспомнив свои прошлые приезды, остановился вдруг, втянул носом воздух. Ответраб тоже остановился, оглянулся на народного контролера.
— Здесь раньше лошадьми пахло, — сказал ответрабу Добрынин. — Не здесь, на третьем этаже… Маршал… как его?…
Добрынин напрягся, но фамилию маршала вспомнить не смог.
Ответраб на ходу пожал плечами и посмотрел на Добрынина с некоторым недоверием.
— А кремлевские конюшни еще есть? — спросил вдруг Добрынин, пытаясь по-другому вытянуть из своей памяти фамилию маршала.
— Конюшни? — удивился ответраб. — Нет, нет здесь конюшен. Это ж не колхоз!..
После этого Добрынин замолчал. Остановились у последней двери по коридору. Ответ-раб стукнул в нее два раза.
— Да! — донеслось изнутри.
— Идите! — сказал ответраб.
Добрынин зашел и остановился. Кабинет был не маленький, но и не очень большой — чем-то даже напоминал его кабинет на спиртозаводе.
За письменным столом сидел — Добрынин сразу его узнал — постаревший Волчанов. Он был в штатском и выглядел очень по-домашнему. Наверно, потому, что его черный костюм был плохо выглажен.
— Господи! — воскликнул Волчанов, поднимаясь.Паша!
Добрынин подошел. Они обнялись через, стол, и оба тяжело вздохнули.
— Ну садись! — сказал хозяин.
— Ты уже генерал, и вот теперь здесь сидишь, — Добрынин осмотрел кабинет оценивающим взглядом. — На повышении!
— Та-а! — Волчанов махнул рукой. — Здесь я сижу временно. Пока мой флигелек перестраивают. Понимаешь, неделю назад оползень случился, и под моей комнатой — провал. Сейф с документами просто под землю провалился. Еще не знаю, как отчитываться буду. А все потому, что понарыли эти придурки тут под Кремлем! Да садись ты!
Добрынин сел по другую сторону стола.
— Я думал, меня Свинягии вызвал, — сказал он. — А тут мне говорят, что ты. Я так обрадовался…
— А, Свинягин он и есть Свинягин! — махнул рукой Волчанов. — Это я просто для порядка радиограмму так подписал, чтоб не суетились там твои, а то б черт его знает — везли бы тебя на машине с охраной до самой Москвы.
— Так, значит, это не для работы… — понял Павел.
— Нет, —
— А что? — испугался Добрынин.
— Старик умер, — понизив голос, сказал хозяин кабинета.
— Старик? — переспросил народный контролер. — Какой старик?
— Товарищ Тверин…
— Да?! — вырвалось у Добрынина, и тут же он почувствовал, как что-то онемело внутри. — Тверин? Волчанов кивнул.
Добрынин смотрел на своего старого друга, на проседь в его волосах, на глубокие морщины на широком лбу, на мешки под глазами. Смотрел и думал, что все они теперь — старики. Думал, что и после смерти любого из них кто-нибудь скажет кому-нибудь: «Слышал, старик умер!» — Ну вот я тебя и вызвал, — заговорил Волчанов. — Ты ведь любил его, да и он тебя… Какой он там ни был, а все-таки друг… Еще официального сообщения не было, но похороны готовятся. Если не против — будем вдвоем венок нести. А?
— Ага, — сказал Добрынин.
— Ты знаешь, тут так много изменилось… новые люди, новые правила…
— Да, я заметил…
— Старик тебя перед смертью вспоминал, — Волчанов выжидательно посмотрел на друга. — Просил передать тебе какие-то там вещицы, на память. Знал, что умирает… Знаешь, у нас тут на этаже буфет есть, пошли чаю выпьем!
— А помнишь, — вдруг сказал Добрынин, — раньше чай прямо в кабинет к тебе приносили? Помнишь?
Почему-то это воспоминание мгновенной молнией осветило настроение народного контролера, и он улыбнулся мягко, по-детски.
— Да, — Волчанов кивнул. — Приносили… Ну что, пошли в буфет?
Буфет был действительно совсем рядом — через кабинет. Никакой вывески на двери не было, но запах говорил за себя.
Волчанов и Добрынин зашли, стали в очередь.
Добрынин с интересом рассматривал людей: и стоявших в очереди, и тех, кто уже ел за маленькими квадратными столиками. Среди всех этих людей был только один военный, да и то в звании капитана.
У прилавка возник вдруг шум — пожилой мужчина, наверно, важный кремлевский работник, третий раз пересчитывал полученную от буфетчика сдачу.
— Ну, сколько? Тридцать восемь? — победоносно спросил он. — А должно быть сорок две!
Буфетчик, высокий мужчина в белом, завязанном на спине халате и поварском колпаке, долго извинялся.
Наконец подошла их очередь.
— Два чая с двойным сахаром и два бутерброда с копченым салом, — заказал Волчанов.
Добрынин стоял рядом и смотрел, как его старый друг отсчитывает в ладони копейки. Смотрел и чувствовал себя как-то странно. До сих пор ощущал он некоторое презрение к деньгам и к необходимости их использовать для продолжения жизни. И здесь он тоже увидел в этом отсчитывании мелочи, в пристальном взгляде буфетчика, который, казалось, тоже считал мелочь в ладони Волчанова, нечто постыдное, нечто унижающее человеческое достоинство.