Пункт назначения 1978
Шрифт:
Калачовка была самой натуральной дырой в два десятка домов. Но я ее заранее любил. Мне она дарила какую-никакую надежду.
Автобус остановился на асфальтированной площадке возле продмага. Внутри осталось всего трое пассажиров: я и две бабки. Одна из них та, что я собственноручно усаживал еще в порту. Похоже, опять придется носить сумки. И пусть, мне это было не в тягость.
Бабка тоже обрадовалась мне, как родному, и тут же принялась петь дифирамбы:
– Вот спасибо тебе, милый. Уж как у меня спина
Последние ее слова показались мне манной небесной. А когда она размашисто перекрестилась, я уверовал, что бабку послало само провидение, и поспешил спросить:
– Вы далеко живете? Давайте, я вам помогу.
Бабуля уцепилась за мое предложение, как клещ цепляется за собаку, затараторила сразу:
– А и помоги, внучок, помоги. Здесь недалёко. Всего шесть дворов. Аккурат возле храма.
Она махнула рукой в нужном направлении. А я окончательно уверился в Божьем промысле. Там за домами виднелась синяя маковка церквушки. Помнится, где-то мне попадалось, что цвет куполам дается не просто так. Что-то он да означает. Для поддержания разговора я спросил:
– А почему купол не золотой?
Вопрос мой вызвал нешуточное оживление. Бабуля проследила, чтобы я взял ее поклажу в правую руку, поправила платочек, повисла на левой моей руке и, пытаясь приноровиться к моим шагам, начала ликбез:
– Все со смыслом, внучок, все благодаря Божьему повелению. Золотой купол – Слава Божественная, синий – небесная чистота Божьей матери нашей, заступницы…
Она говорила что-то еще, а я думал, как повернуть разговор, чтобы моя нечаянная спутница помогла мне раздобыть святой воды. И едва не пропустил, когда меня спросили:
– Внучок, а зовут-то тебя как?
– Олег.
– А меня можешь называть бабушка Дуся.
– Бабушка Дуся, – попросил я, – не могли бы вы мне помочь.
– Чем? – бабуля почти не удивилась.
Зато я замялся. Вроде бы и стесняться некого, старуха – человек верующий. Просьба моя должна прийтись ей по душе. Но было как-то неловко. Я, взрослый мужик, и вдруг занимаюсь такими глупостями.
– Так чем помочь-то, Олежек?
– Мне нужна святая вода.
Мое желание восприняли, как должное. И бабушка Евдокия, довольная вниманием подрастающего поколения, ответила:
– Отчего не помочь? Помогу. Вот только вещички в дом занесем.
Она отцепилась от меня, подошла к забору и скинула петлю, которой крепила калитку к толстому дрыну. Проворно распахнула передо мной дверку.
– Заходи, внучок, не стесняйся.
Я и не стал стесняться. Зашел внутрь.
Двор был совсем небольшой – аккуратный, ухоженный. Справа виднелся колодезный сруб с потемневшим воротом. Слева небольшой сарайчик. Из крыши торчала труба. Окна с зелеными ставенками. У крыльца цвели золотые шары. Мне здесь понравилось сразу.
Навстречу по ступеням спустился шикарный котище – черный с белой манишкой. Толстый. Залюбленный.
Баба
– Соскучился, Васенька. Вот я тебя сейчас молочком угощу!
Васенька мурчал не хуже трактора и косил на меня хитрым зеленым глазом. Сразу стало понятно – хозяин в доме именно он. А бабка у него так, на подхвате.
– Ты сумки ставь на крыльцо, – скомандовала она не разгибаясь. – Щас, Васеньку накормлю и в церкву пойдем. У нас батюшка хороший, понимающий. Не бойся, не обидит.
Глава 9. Святая вода
Кот громко фыркнул и удалился в заросли золотого шара, сверкая на ходу белоснежными «носочками».
Бабка достала из-под крыльца блюдце с щербатым краем, поставила на ступеньку. Бодро прошкандыбала в сарай и вернулась оттуда с трехлитровой банкой молока. Ловко наполнила Васенькину посуду. Посмотрела, чутка долила, а банку протянула мне.
– Угощайся, свое молочко. Утренней дойки.
В животе у меня призывно заурчало. Но пить некипяченое молоко я не рискнул. В памяти накрепко засел печальный опыт прошлых лет. Когда полночи пришлось провести на толчке после кружки деревенского молока. А тут еще и туалет на улице. Пришлось извиниться:
– Не рискну. Я к такому не привычный.
Бабушка Дуся поняла и настаивать не стала. Молоко было возвращено на место.
Кот пристроился на ступеньке и величественно вкушал подношение.
– Можем идти, – сказала бабуля. И вдруг опомнилась. – Внучок, а воду-то ты во что наливать собрался?
Я аж расстроился. Действительно, во что? Надо было у дяди Толи брать термос. Только я, дурак, не подумал. Получается, зря ехал? Обидно стало, хоть плачь.
Баба Дуся все поняла без слов. Ушла куда-то во двор и вскоре вернулась с чистой литровой банкой.
– Вот, – сказала она, – сюда нальешь. Держи.
– Спасибо.
Не бабуля, а дар небес. Я был невероятно счастлив. Был готов носить ее на руках. Баба Дуся задумалась и вернула меня с небес на землю.
– Банку потом привезешь.
Так я задолжал две банки. Стыдно признаться, но ни одну из них, в итоге, не вернул.
У входа в церквушку баба Дуся притормозила. Подтянула узел платка. Оправила подол. Словно шла не на встречу с батюшкой, а на свидание. Я постарался смотреть на все это с серьезным лицом, чтобы ненароком не обидеть старушку.
Войти не успели. Нас окликнули со двора:
– Утро доброе, Евдокия.
– И тебе доброго утра, батюшка.
– Здравствуйте, – сказал я.
Меня оглядели с добродушным любопытством. Батюшка был совсем еще не старым мужчиной, высоким, подтянутым. Совсем не таким, как в советское время любили изображать попов. Мне он понравился. Сразу. Я протянул руку для пожатия. Мне ответили. Ладонь у батюшки оказалась твердой, мозолистой.
– Отец Серафим, – представился он зычным басом.