Пункт назначения 1990. Шаман

Громов Виктор

— Чашки доставай. Сейчас чай будем пить.

Я ее остановил:

— Погоди. Вик, мне нужно задать тебе вопрос.

— Какой? — Она слегка нахмурилась, потом улыбнулась и разрешила: — Задавай.

— Погоди.

Я внезапно понял, что боюсь ее слез. Боюсь, что мой вопрос снова вызовет водопад. Поэтому зашел издалека.

— Ты только пойми, что это важно. Я спрашиваю не просто так. Не ври, хорошо?

— Когда это я врала? — Она округлила глаза, подняла брови, наморщила лоб.

На ее лице перемешались

и удивление, и возмущение.

— Нет, ты ответь, когда?

Я невольно рассмеялся.

— Никогда. Ты самая честная девушка из всех, кого я знал.

— То-то же, — ее палец уткнулся в меня, — а то — не ври! Как бы дала!

Вика сжала ладонь в кулачок и сделала вид, что стучит мне по лбу.

— Что за вопрос?

Я решил больше не юлить.

— Вик, что случилось с твоей мамой? Зачем тебе деньги?

Вопрос мой разительно изменил знакомую мне милую девочку. Она досадливо закусила губу.

— Зачем тебе? Что в этом важного для тебя? Что за…

Я остановил поток встречных вопросов.

— Вика, мне твоя бабушка сказала, что я смогу помочь…

Дальше случилось то, чего я так боялся. По ее щекам потекли слезы. Плакала она молча, не глядя на меня. Капли падали на футболку, оставляя на ткани темные пятна.

Потом девчонка отвернулась к рукомойнику, пустила воду, плеснула на себя, чуть постояла, опершись ладонями о раковину, взяла себя в руки, промокнула лицо полотенцем. Когда она обернулась ко мне, о недавних слезах напоминали лишь припухшие глаза и носик.

— Не получится, — сказала Вика, глядя на меня в упор.

Сказала так уверенно, что мне стало страшно. Я не нашелся спросить ничего умнее:

— Почему?

— Это не лечится.

Она вдруг попыталась прошмыгнуть мимо меня, уйти. Я поймал ее за руку и повторил вопрос:

— Почему? Вика, не юли. Мне ты можешь довериться. Вдруг, я смогу помочь?

Она покачала головой.

— Не сможешь. — И снова замолкла.

Упрямство девчонки было странным, нелогичным, совершенно непохожим на нее.

Я слегка психанул:

— Да почему ты думаешь, что не смогу?

— Потому что с этой болезнью никто не сможет помочь! — Почти выкрикнула она. — Нам уже все объяснили. Мы были у врача. Есть только один способ…

Вика снова замолчала.

— Какой! Черт побери, почему мне все приходится тянуть из тебя клещами?

Она сдалась.

— Лекарство, я не помню, как называется. Врач маме все написал. Правда, оно не у нас, а заграницей. Его еще привезти надо. — Она вздохнула, добавила: — Дорогое, очень.

— Поэтому ты и решила заработать денег?

— Да, — она кивнула. — Я тогда не знала, что встречу здесь тебя.

— Так, — я остановил ее, — не меняй темы. Чем болеет твоя мать? Отвечай.

Вика опустила глаза и еле слышно пролепетала:

— У нее СПИД.

* * *

Вот

это новость? Я судорожно перебрал в голове, все что помнил об этом вирусе в начале девяностых. Где ее мать только умудрилась подхватить заразу? В России зараженных было чертовски мало. Волна прошлась по стране немногим позже.

— Вик, — спросил я, — а с чего вы взяли, что у нее СПИД?

— Мы анализы сдавали.

— Анализы? Зачем?

Я пока ничего не понимал. Чтобы вот так налево-направо брать у всех подряд кровь на СПИД? Такого пока еще точно не было. На вирус не проверяли даже перед операцией. Позже, все позже.

— Не знаю, — она сама удивилась, — просто взяли в поликлинике.

— А дальше?

— Потом пришел результат и выяснилось. Мама до сих пор не понимает откуда.

Я отмахнулся, с этим можно разобраться и потом.

— А про лекарство как узнали?

— От врача. — Она совсем растерялась.

— От какого-то знакомого врача?

— Нет, мы больше никуда не ходили. Нам все там, в поликлинике рассказали.

— И про деньги сказали там же?

— Ну да. И про лекарство. Нам очень хороший врач попался. Он обещал помочь и сделать все так, чтобы никто не узнал. Сам понимаешь…

Я посмотрел на нее, как на глупышку. Кто же верит таким «добреньким» дядям? Кто же с готовностью тащит им деньги? Кто? Белый халат не равен нимбу над головой. Не делает он человека святым. Деньги — самое мерзкое мерило человеческой порядочности. У каждого своя цена. Тут я сам себя поправил — почти у каждого. Но исключения огромная редкость.

Вика уловила мое настроение, смутилась, расстроилась. Не знаю, о чем подумала она, но я свою мысль так и не высказал. Потому как вдруг вспомнил — в девяностых простые обыватели шарахались от зараженных. Вспомнил, как их увольняли с работы. Как родные отказывались общаться… Этих «как» была хренова туча.

А еще вспомнил, как у меня на приеме молодой парень, узнавший диагноз, сказал: «Проще в петлю». Слова его были страшными, но именно они выражали общее мнение. И мнение это бытовало еще ой как долго. Даже в двадцать первом веке люди с ВИЧ инфекцией зачастую становились изгоями.

Поэтому я не стал переспрашивать, с чего вдруг они не обратились к другому врачу? Почему не пересдали анализы? И так было понятно — боялись. Просто боялись. Просто пытались сохранить болезнь в секрете.

— Вик, — сказал я примирительно, — мне обязательно нужно увидеть твою маму.

Она заупрямилась.

— Ты не понимаешь. Я ей обещала…

— Нужно, — повторил я.

— Зачем? — Девчонка снова почти плакала.

— Бабушка твоя велела. Да и сам я не смогу жить спокойно, если не попробую помочь.