Пункт назначения – Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941–1942
Шрифт:
В ночной тиши снова раздались предсмертные крики утопающего. Я принял решение и вышел из колонны. Батальон продолжал движение.
С помощью одного из санитаров я выломал из гати слабо закрепленную толстую доску, которую мы бросили как можно дальше в направлении кричавшего красноармейца. На несколько секунд он замолк. Мы слышали, как утопающий отчаянно барахтался в болотной жиже, пытаясь добраться до доски. Мы ничего не видели, однако жутко было слышать, как человек из последних сил боролся за свою жизнь. Неожиданно он снова начал кричать, потом раздалось отвратительное бульканье, и все стихло. От ужаса у меня мороз пробежал по коже.
Отступая, противник взорвал часть гати. Это задержало
На следующий день ближе к вечеру мы обошли стороной небольшой городок Белый. Мы находились восточнее города, над которым висели плотные клубы черного дыма и доносился громкий шум ожесточенного уличного боя. Батальон получил приказ продвинуться через лесистую местность до автодороги Белый – Ржев и отрезать путь отступления частям противника, находившимся в городе Белом.
Переход через лес оказался гораздо труднее, чем мы ожидали. Неоднократно мы застревали перед лесными завалами. Русские специально спилили самые толстые деревья, росшие у лесной дороги, в беспорядке навалили стволы деревьев на дорогу и вдобавок заклинили их. Нашим солдатам приходилось прорубать путь через эти завалы с помощью топоров или расчищать путь взрывами.
В то время как мы постоянно задерживались перед этими завалами, батальон нагнало свежее пополнение. До сих пор это были, как правило, запасные части, находившиеся при обозе. Но на этот раз пополнение прибыло прямо из Германии, и его распределили по всем ротам. Я подыскал себе нового санитара, который должен был занять место Шепански или, по сути дела, Дехорна. Им оказался коренастый, невысокий светловолосый паренек веселого нрава. Звали его Генрих Аппельбаум, он был мелким крестьянином из Липперланда. Из его документов я узнал, что он был слеп на один глаз. Тем не менее пошел на фронт добровольцем.
– Итак, вы готовы помогать мне? – спросил я.
– Так точно, герр ассистенцарцт!
– Вы у меня уже третий! – не стал скрывать я. – Но говорят, Бог троицу любит! И вам придется научиться исполнять тоже три дела! Запомните хорошенько: во-первых, позаботьтесь о том, чтобы в вашем ранце всегда было достаточно перевязочного материала, шприцев для инъекций и прочего медицинского имущества! Во-вторых, позаботьтесь о том, чтобы ваш ранец всегда находился там, где мне что-то понадобится! И в-третьих, присматривайте за тем, чтобы мне жилось хорошо и чтобы все мои пожитки всегда были на месте! Вы все поняли?
– Так точно, герр ассистенцарцт!
– С этого момента я буду называть вас Генрихом. Мне нравится это имя, потому что меня тоже так зовут. А сейчас отправляйтесь к Петерману и попросите у него ранец, который собрал для вас унтер-офицер Тульпин!
Петерман был рад передать кому-нибудь другому ранец с медицинским имуществом. Как он мне однажды признался, он любит своих лошадей гораздо больше, чем этот ранец.
Одна упряжная лошадь была убита и два солдата получили легкие ранения, когда около двадцати вражеских бомбардировщиков атаковали нашу колонну. Это был один из обычных, крайне неэффективных налетов красной авиации. Все могло бы закончиться для нас гораздо хуже, если бы русские летчики налетели не поперек движения колонны, а вдоль дороги. В этом случае для шедших сомкнутым строем подразделений батальона все могло закончиться весьма
– Судя по карте, – сказал он, – недалеко от нас впереди должна находиться маленькая деревушка! Штаб, 9-я и 10-я роты выступают первыми, занимают деревню и размещаются там. 11-я и 12-я роты пока остаются здесь вместе со всеми повозками и автомашинами под общим командованием Кагенека, а затем они подтянутся к головной группе.
Генриху и мне пришлось остаться, чтобы позаботиться о легкораненых. У одного оказалось ранение икроножной мышцы, а у другого осколком была повреждена кисть правой руки. Мы обработали раны и из-за этого отстали от штаба. Но поскольку, по словам Нойхоффа, деревня должна была находиться совсем близко, я не хотел ждать, пока подтянется рота Кагенека. Мне показалось, что будет лучше, если мы с Генрихом немедленно нагоним головную группу, образованную штабом батальона, а также 9-й и 10-й ротами, чтобы быть в состоянии сразу же оказать необходимую помощь раненым при возможных боевых действиях. Поэтому я приказал Тульпину вместе с другими санитарами и всеми нашими транспортными средствами присоединиться к оставшимся ротам под командованием Кагенека. Генрих получил карабин Мюллера, и мы отправились в путь. Ушедшие вперед роты оставили на песчаной дороге хорошо различимые следы – заблудиться было просто невозможно.
Тем не менее мне стало как-то не по себе, когда через полчаса пути мы так и не добрались до деревни, а дремучему лесу не видно было ни конца ни края. Но я не хотел, чтобы Генрих заметил мою озабоченность, и поэтому как бы между прочим сказал:
– Наши посыльные преодолевают такой путь по дюжине раз на дню!
При этом я благоразумно умолчал о том, что эти посыльные довольно часто не возвращаются из таких походов.
Чем больше я размышлял обо всем этом, тем больше жалел, что мы не остались с Кагенеком, который сейчас, вероятно, наслаждался чашкой горячего ароматного кофе из полевой кухни. Но я утешал себя мыслью, что отступающие в панике войска противника вряд ли представляют собой опасность, если, конечно, у них не отрезан путь к отступлению.
На дороге и вокруг царила мертвая тишина. Только на северо-западе все еще слышался слабый шум боя за городок Белый. Мы прошагали еще минут десять, как вдруг за поворотом я услышал голоса.
– Отлично, Генрих, – сказал я, – вот мы уже почти и дошли!
Мы ускорили шаг и вышли из-за поворота. И тут же остановились как вкопанные: русские!
Впереди, примерно метрах в шестидесяти от нас, от двадцати до тридцати воинственно выглядевших русских перебегали через дорогу и исчезали среди деревьев слева от нее. Мы услышали крики, кажется, они тоже заметили нас! Потом еще человек десять перебежали через дорогу и укрылись на другой стороне. Я нырнул за один из густых кустов, Генрих – за мной следом. Я быстро сдернул с плеча автомат и дал очередь в сторону врага. Генрих поддержал меня огнем своего карабина. Тотчас выскочили еще трое русских, затем еще восемь и перебежали через дорогу. Я пустил им вдогонку еще несколько очередей, а затем метнул две лимонки. Минут пять мы напряженно прислушивались, но все оставалось спокойным.
Неожиданно вдали из-за поворота показались два немецких солдата. Засунув руки в карманы и насвистывая веселую песенку, они шли к нам. Вот они поравнялись с тем местом, где русские перебегали через дорогу. Я узнал их: это были посыльные из штаба Нойхоффа, которые, видимо, должны были доставить донесения Кагенеку и в штаб полка.
– Где находится командный пункт батальона? – спросил я их, когда они подошли к нам.
– Идите все время по этой дороге, герр ассистенцарцт! Примерно в двух с половиной километрах отсюда.