Пупсик
Шрифт:
«Жасмина? Не буду я никого убивать!» – сказал я.
«Позволь мне узнать, почему?»
«Я не убийца! Вот почему!»
«Ты тупица, – сказал Ордош. – Что ж, очень жаль. Тогда придется ждать, когда поблизости от нас кто-нибудь сам свернет себе шею. Надеюсь, мы доживем до этого момента. В твоей памяти, друг мой, еще столько интересных трактатов… не хотелось бы упустить возможность изучить их все».
***
Я смотрел на зашторенное окно, из-за которого доносились хлопки, звон железа, топот копыт, ржание лошадей, обрывки фраз и крики.
– Что происходит? – сказал Жасмин.
Я не ответил. Не только потому, что ответ на этот вопрос противоречил моему образу, но и потому, что сам пока ничего не понимал. Я сжал в руке сложенный веер, точно намереваясь использовать его в качестве оружия, пальцем отодвинул край шторы, выглянул наружу.
«На нас напали, дубина, – сказал Ордош. – Осталось только понять, кто побеждает, и что напавшим нужно. С нами ехало тридцать три человека. Я почувствовал уже около тридцати смертей. Даже с помощью твоей корявой руны мы заполнили четверть своего резервуара маны».
Напротив окна я увидел белого коня и ту самую женщину-офицера, что улыбалась мне еще несколько минут назад. Женщина лежала на земле, неуклюже подобрав под себя ноги, в руке сжимала массивную пародию на пистолет. Глаза ее смотрели в небо, мундир на груди пропитан кровью. Конь нерешительно переминался с ноги на ногу, заглядывал хозяйке в лицо.
– Что же это?
Мой воспитатель продолжал причитать и оглядываться по сторонам, словно сквозь стены кареты надеялся рассмотреть источники доносящихся со всех сторон пугающих звуков. Его губы дрожали, по щекам текли слезы, оставляя на покрытом толстым слоем косметики лице извилистые дорожки.
Выцарапанная на животе руна продолжала подсчитывать оборвавшиеся чужие жизни.
Мое сердце испуганно колотилось, лоб и ладони вспотели.
И только голос Ордоша оставался спокойным.
«Нас пытаются захватить?» – спросил он.
Волна тепла погладила мою кожу, заставив волоски на теле вздыбиться.
Снова напомнила о себе руна. Я прижал к ней ладонь. И услышал голос Ордоша: «Не пытаются. Всего лишь хотят убить».
«Что это было?» – спросил я.
«Магия, дубина. Кто-то шарахнул по карете сырой магией. Случись это несколькими минутами раньше, и с нами было бы то же, что с этим разукрашенным толстяком. Мы очень вовремя заполучили собственные запасы энергии».
Я посмотрел на воспитателя.
Тот больше ни о чем не спрашивал и не вертел головой. Я не заметил, когда Жасмин повалился на диван. Сейчас он лежал на боку, прижавшись к бархатистой поверхности сиденья щекой, не шевелился. Его красные из-за лопнувших сосудов глаза широко раскрыты, из приоткрытого рта и ушей текут струйки крови.
«Он?…»
«Отбегался, – сказал Ордош. – Чувствуешь запах? Опорожнил кишечник, зараза. Будем теперь наслаждаться ароматом! А ведь и выкинуть его наружу сейчас нельзя!
«Выкинуть?»
Я заворожено смотрел на залитые кровью глаза Жасмина. Почувствовал подступающую тошноту. До сегодняшнего дня я не видел мертвецов. За все прожитые сто двадцать лет – ни разу!
«Чтобы не вонял, – сказал Ордош. – Но придется потерпеть. Нельзя привлекать внимание. Пусть думают, что принц тоже умер. И… ты что, блевать вздумал, дубина?!»
«Нет, я… сейчас пройдет».
Я раскрыл веер и помахал им, обдувая себя воздухом.
Продолжал разглядывать Жасмина.
«Измажь его кровью свое лицо!» – скомандовал Ордош.
«Зачем?»
«Делай, дубина! Сейчас не время спорить!»
Его крик заставил меня вздрогнуть. И отогнал тошноту.
«Я ннне хочу!»
«Чего ты не хочешь?! Жить не хочешь?! Быстро делай, что я говорю! Немедленно! Ты должен выглядеть таким же красавцем, как и этот толстобрюхий. Если через пять секунд не будешь похож на покойника, то ты им, дубина, станешь! Шевелись!!!»
Я наклонился и макнул ладонь в лужу, что образовалась на диване около лица Жасмина. Перчатка на моей руке, еще секунду назад белоснежная, сменила цвет.
«Лицо!»
Я провел влажной перчаткой по лбу, носу, щеке. А потом мое тело вдруг обмякло. Я повалился на пол кареты, ударившись головой о мягкое сидение дивана.
Мелькнула мысль о том, что я потерял сознание.
Но почему тогда продолжаю видеть украшенную бисером туфлю Жасмина?
Я попробовал сдвинуться с места, но не смог.
«Лежи спокойно», – сказал Ордош.
«Я не могу пошевелиться!»
«Конечно, не можешь. Я парализовал наше тело заклинанием».
«Что ты сделал? Зачем?»
«Сейчас поймешь, дубина. Если останемся живы, не забудь поблагодарить меня за это».
Я хотел ответить ему ругательством, но не успел. Кто-то резко распахнул дверь кареты. Того, кто это сделал я не видел: обзор мне загораживала нарядная туфля. Услышал фразу на незнакомом языке. А потом мою голень пронзила боль.
И я закричал; мысленно, потому что мое горло не могло сейчас издавать звуки.
«Что это?!»
«Терпи, дубина. Мне так же больно, как и тебе».
Снова короткое предложение из непонятных слов. Краем глаза я заметил движение, почувствовал, как с меня снимают украшения: цепочку, кольца, последовала новая вспышка боли, когда сорвали серьги.
Примерно минуту я продолжал слышать неразборчивые голоса и шорохи. А потом наступила тишина, которую изредка нарушало лишь фырканье лошадей.
«Похоже, все», – сказал Ордош.
«Что, все?»
«Ушли. Нам повезло».
«Повезло? – возмутился я. – Ничего себе везение! Жасмина убили! Нам проткнули ногу и порвали уши!»
«Я и говорю: повезло. Наше тело удачно упало. Тот, кто проверял, живы мы или нет, поленился и вонзил нам нож всего лишь в голень. А должен был – в сердце. Хотя… живой человек и укол в ногу не перенес бы так спокойно, как мы».