Пурпур и яд
Шрифт:
— Фанагорийцы скрыли правду, — начал Олфак. — Твое письмо раскрыло мне глаза и позвало в путь. Ибо я понял, что настал для наших народов час борьбы.
— Ты прав! Он настал! — воскликнул Савмак. — Мы свергли Перисада и прогнали понтийцев, но нам не удержаться одним.
— Мои люди давно были бы с тобой, если бы не козни Митридата, — сказал Олфак. — Эллин не может быть другом.
— Митридат не эллин. Но эллины взяли над ним власть. Они держат его в руках, вертят им как хотят. Они построили Евпатории, чтобы угрожать сколотам, захватили и разрушили Неаполь. Мой брат призвал
— Наши глаза и души с тобой, — сказал Олфак. — Но руки не могут тебе помочь, пока не будут готовы челны. Жди нас в следующую луну.
НЕОПТОЛЕМ
Евпатории предстал Неоптолему не нагромождением камней, каким он рассчитывал его увидеть, а настоящим городом с агорой и отходящими от нее улицами, с храмом, сверкающим белизною колонн, со стеной, замкнувшей перешеек наподобие металлической дуги. Видимо, скифы, захваченные в плен под Неаполем, недаром ели хлеб неволи.
Неоптолем едва сошел со сходен, как его окружили евпаторийцы. Воин в коринфском шлеме бросился к нему и стал его целовать.
— Это ты! — кричал он, не разжимая рук. — А по Синопе прошел слух, что тебя заколол Савмак.
Из дальнейших слов Неоптолем понял, что его принимают за Алкима.
— Ты знал моего брата! — воскликнул Неоптолем, с трудом сдерживая слезы. — Вы были, наверное, друзьями?
— Мы брали вместе Неаполь, — отозвался воин.
— Да не Архелай ли ты?
Воин кивнул головой.
— Я много слышал о тебе, — продолжал Неоптолем. — Ты перехитрил самого папу Харона. Но еще не родился тот, кто бы мог обмануть Харона, перевозчика в Аиде. Боги не возвращают умерших. За них можно лишь мстить, Теперь скажи мне, каковы новости во дворце?
— Новости! — протянул Архелай. — Изволь! Сестра и супруга царя Лаодика родила близнецов. Мальчику дали имя Фарнак, девочке — Клеопатра. Первенец Махар в Автоликии сел на коня. И я был среди тех, кто поддерживал его стремя.
— Погоди! — остановил Неоптолем. — Что с Диофантом? Где его войско?
— Я вытащил Диофанта из воды почти утопающего, — ответил Архелай. — Мы вместе отправились в Синопу. Вместе пришли во дворец. Диофанту удалось смягчить царский гнев. Я ему в этом помог, рассказав о коварстве скифов. Царь простил Диофанта и поручил ему войну с Савмаком. Весной он будет здесь.
— К весне Олфак переправится в Пантикапей. Силы Савмака удвоятся. Надо помешать им соединиться.
— Но как? — воскликнул Архелай. — У нас нет кораблей.
— За нас Посейдон, — загадочно ответил Неоптолем. — Он послал непогоду.
ПАПАЙ И ПОСЕЙДОН
Кто уверяет, что боги воинственный пыл потеряли? Кто утверждает, что к миру их души склонились с тех незабвенных времен, как пала пространная Троя?
Боги и ныне гремят, так что полнится искрами небо.
Гневом их море полно. Внемлет их зову земля. Только теперь не отыщешь певцов вдохновенных аэдов, тех, кто увидеть могли в схватках
Не ведал грозный владыка морей о том, что случилось на Понте. Сладко дремал Посейдон в светлом хрустальном дворце. Но разбудили его напуганные нереиды. В плеске взволнованных волн к трону прильнули они: «Спишь ты, отец, колебатель земли многомудрый! Морем твоим между тем вздумал Папай овладеть. Варваров диких орду спустил он на лодках смоленых. Их оседлали они, словно степных скакунов».
Встал Посейдон и трезубцем море взбуравил. Горы клокочущих волн к берегу понеслись. В них потонули челны вместе с надеждой Савмака, видящего со скалы, как гибнут синды — друзья.
Грозно взъярился Папай, и задышал он всей грудью, с чахлых холодных болот, где падает снег словно пух. Остановилась вода под этим могучим дыханием. Вздыбился мост ледяной, два берега соединив. И по твердому льду двинулись полчища синдов. Царь их храбрый Олфак скакал впереди на коне.
Рассвирепел Посейдон, видя коварство Папая. Крик его хриплый и стон услышал Неоптолем. Быстро на лед голубой он вывел свои колесницы. Евпаторийских стрелков спрятал в засаде стратег.
И устремился Олфак навстречу Неоптолему, крепко сжимая копье, кожаный выставив щит. Воины шли за царем, призывая на помощь Папая. К небу вознесся их клич, дикий и страшный: «Папай!»
Верных покинув коней, ратоборцы ринулись в сечу.
Копьями бились они. Медь на груди их звучала. Но поскользнулся Олфак, и направил копье свое эллин в бок неприкрытый спасительной медью, и проколол он Олфака, и мрак осенил ему очи.
Видя гибель царя, синды пустились в бегство, думая скрыться в степи. Но их ждали свистящие стрелы тех, кого спрятал в кустах мудрый Неоптолем. Стрелы разили врагов. Лед обагрился их кровью. И ни один не ушел, не скрылся от грозной судьбы.
И ликовал Посейдон во дворце своем светлом хрустальном, сидя в кругу нереид. Выл от злобы Папай в засыпанной снегом пустыне, в диких Рифейских горах, где-то у края земли.
ОТЧАЯНИЕ
Феодосия пала на третий день осады. Диофанту не пришлось прибегать к таранам и пользоваться амфорами с земляным маслом. Феодосийцы сами открыли ворота, предварительно перебив небольшой скифский отряд. Не меньшей удачей было то, что удалось захватить четыре триеры, стоявшие в гавани с начала мятежа. В распоряжении Архелая, сопровождавшего Диофанта, оказался флот. Он набрал экипаж из бывалых феодосийских моряков, посадил на палубы несколько сотен рвавшихся в бой понтийцев и, принеся жертву Ахиллу Понтарху и Артемиде Навархиде, отчалил от берега.
Диофант провожал взглядом паруса, пока они не скрылись. Только после того он дал знак выступать. Стратег понимал, что путь до Пантикапея проходит в местах, где враги могут устроить засаду.
На третий день пути понтийцы достигли места, откуда слева был виден Понт, а справа Меотида. Здесь и произошла решительная битва.
Савмак с осени готовился к наступлению. Он перерезал часть перешейка глубоким рвом, видимо опасаясь натиска конницы. В месте, оставшемся свободным, он поставил своих лучников и копейщиков.