Пурпурная сеть
Шрифт:
— Присмотрите за моей машиной?
— Ладно, только не тупи и не рви деньги, — ответил один из парней. — Потом целую купюру отдашь.
— Сегодня полтос, — решил поторговаться второй. — В выходные цена выше.
— Договорились, пятьдесят.
Перед тем как войти в подъезд, она несколько раз глубоко вздохнула. Она сама не знала, что скажет матери Ауроры. Что ее дочь мертва, а убил ее сын Элены? К тому же она не знала этого наверняка, потому что запись обрывалась до того, как девушку убили. Возможно, Лукас и человек с оспинами
Элене было бы гораздо проще поговорить с Мар в полицейском участке Карабанчеля, но, когда она позвонила туда, ей сказали, что задержанную отпустили, — адвокат Мануэль Ромеро сумел добиться освобождения под смехотворный залог в шесть тысяч евро.
— И у нее нашлись такие деньги?
— Залог внес сам адвокат.
Поскольку было воскресенье, Элена не смогла связаться с адвокатской конторой Ромеро, и ей оставалось только поехать к Мар самой. В дом, который мог вызвать в ее душе любые чувства, кроме покоя. В район, где свинцовая тяжесть воскресного дня давила с особенной силой.
Когда они приходили сюда с Сарате, лифт работал. Сейчас он был сломан. Элена бесконечно долго взбиралась на пятый этаж. Каждый раз, когда работа требовала от нее физических усилий, она думала, что пора вернуться к тренировкам. На третьем этаже она столкнулась с латиноамериканцем в шляпе набекрень и с золотой цепочкой поверх баскетбольной майки с эмблемой НБА. Он бежал вниз так стремительно, что чуть не сбил ее с ног, но не притормозил и не извинился. На лестничную площадку этажом выше выскочила его мать и подняла крик. Она была очень толстой, в такой же майке, как и сын, и в коротких штанах, настолько тесных, что они едва не лопались.
— Куда тебя понесло, Вильсон, ты же еще ничего не сделал! — кричала она.
Убедившись, что сын ее уже не слышит, она недоуменно оглядела Элену, явно не понимая, что может делать в их доме прилично одетая женщина, и в бессильной досаде на отпрыска скрылась в квартире.
Элена позвонила в дверь. Накануне Мар долго не открывала, поэтому инспектор приготовилась ждать. После двух или трех звонков ей по-прежнему никто не открыл. Наконец из соседней квартиры выглянула пожилая сеньора:
— Мар нет дома.
— Вы не знаете, когда она вернется?
— Ничего я не знаю. Вчера за ней кто-то зашел, и ее увели.
— То есть как увели?
— Подумать только, ведь сколько она держалась! — вздохнула старуха. — А вчера была такая же, как прежде, как в те времена, когда кололась. Бедолага! И родители ее бедолаги, столько из-за нее натерпелись!
Старуха решительно захлопнула дверь. Прежде чем сесть в машину, Элена позвонила Сарате:
— Мар исчезла. Возьми Ческу, и отправляйтесь ее искать.
— Элена, сегодня воскресенье, уже семь вечера, — осмелился возразить Сарате.
— Мне наплевать, что сегодня воскресенье. Если хочешь отдыхать на выходных, возвращайся
Парни сдержали слово: ее машина не пострадала. Она выдала по пятьдесят евро каждому.
— На жестянки. Только не пропивайте все сразу.
Сан-Лоренсо-де-Эль-Эскориаль Элена знала не так хорошо, как Ческа, поэтому немного поплутала, прежде чем нашла детский приют. Хотя еще держалась теплая погода, темнело довольно рано: приближалась осень.
— Добрый вечер, я ищу директора.
— Ее сейчас нет. Я могу вам чем-то помочь?
Сотрудницу, которая встретила Элену, звали Ньевес, и она проработала в приюте больше пятнадцати лет.
— Вы знали Айшу Бассир и Аурору Лопес Сепульведу? — спросила Элена, предъявив полицейское удостоверение.
— Конечно, знала. С ними что-то случилось?
Через десять минут они сидели на открытой террасе кофейни «Кроче» на площади Сан-Лоренсо, заказав по чашке латте и вазочку печенья.
— Айша погибла? Вот беда! А что с Ауророй?
— Пока не знаем, мы ее ищем. — Элена не солгала, просто утаила часть правды.
— Девочки были с характером, но в таких местах, как это, все дети трудные. Они бунтуют против своей участи. Не думаю, что они были плохими; просто два перепуганных подростка, которым досталось от жизни.
— Мне сказали, что они сбежали отсюда, не дождавшись восемнадцатилетия.
Ньевес объяснила, что девочки сбегали много раз, последний — за несколько недель до того, как им исполнилось восемнадцать, и что она настоятельно предлагала сообщить об этом в полицию, но тогдашний директор, Игнасио Вильякампа, решил, что в этом нет необходимости.
— Мать Ауроры говорила мне, что Вильякампа не ладил с ее дочерью.
Ньевес огляделась по сторонам и, прежде чем признаться в своей неприязни к бывшему директору, взяла с Элены слово, что сказанное останется между ними.
— Его превозносят до небес, я сама видела, как он выступал по телевизору в качестве эксперта по трудным детям, но мне он совсем не по душе. Я думаю, он нехороший человек. А с этими двумя девочками обращался особенно сурово.
— Что вы имеете в виду?
— Однажды я нашла Аурору привязанной к спинке кровати. Такому наказанию ее подверг лично директор приюта.
— Он склонен к физическому насилию?
— Иногда, чтобы добиться результата, с такими детьми приходится проявлять твердость. Взять, например, нового директора, донью Хулию. Она строгая, но, как мне кажется, любит детей. Дон Игнасио их не любил; ему нравились только те, кто не причинял беспокойства. Я уж не говорю о препаратах, которыми он их травил! Дети вечно ползали, как сонные мухи. Не знаю, склонен он к насилию или нет, я никогда не видела, чтобы он кого-то бил, но разговоры ходили всякие… Нет, он нехороший человек.