Пурпурные поля

Роберт Крэйн

Пурпурные поля

– Выглядишь ты просто отлично, - сказала Роз, провожая его к двери.
– Такой молодой, красивый... Я страшно горжусь тобой.

Он ласково взял ее за подбородок и поцеловал.

– Скотт, - прошептала она и отстранилась, чтобы лучше видеть его лицо.
– Желаю, чтобы тебе повезло у мистера Пэйнтера.

– Не беспокойся, - ответил он.
– Все уладится как нельзя лучше.
– И, уловив в ее глазах тревогу, добавил: - Пэйнтер славный малый. Пользуется огромным влиянием.

Она легонько хлопнула его по плечу.

– Беги же, не то опоздаешь на поезд.

Он улыбнулся. Она по-прежнему

называет это поездами.

– Моновагон, - поправил он.

– Поезд, моновагон - какая разница? Это ведь одно и то же, не так ли?
– Она чуть-чуть надула губы: ей не по душе были все эти новомодные выдумки.
– Возвращайся пораньше, к обеду.

– Постараюсь.

– Желаю удачи!
– пылко сказала она.
– Желаю удачи, мой родной!

Ведь я всего-навсего ищу работу, подумал он. Так ли уж трудно найти работу?

... Он вошел в гараж, залез в маленький гиромобиль и съехал под уклон, чтобы завелся мотор. Аккумуляторы садились он хотел их поберечь. С аккумуляторами теперь творится что-то неладное: их хватает всего на месяц-другой. Было время, когда один аккумулятор служил два или три года, но это еще до войны, двадцать лет назад. До Программы.

Он оставил гиромобиль на привокзальной стоянке и вышел на платформу - высокий, порывистый, безупречно сложенный, покрытый бронзовым загаром. Моновагон запаздывал на девять минут, и Скотту стало смешно. Он вспомнил французскую пословицу насчет того, что все меняется, но чем больше перемен, тем больше все остается по-старому; правда, это не совсем верно, - вот, например, Францию последняя война почти стерла с лица земли, да и здесь Программа многое изменила, в том числе Конституцию. А вот железнодорожная компания "Лонг-Айленд", как упорно величает ее Роз, по-прежнему не соблюдает графиков, хоть и называется теперь корпорацией "Юниверсал Монорелс".

Когда прибыл маленький моновагон. Скотт прошел в головное купе, чтобы покурить, и задымил сигаретой, как только застегнул предохранительный пояс. Не так давно на линии произошло несколько крушений, и по указу Программы были введены предохранительные пояса. Скотт вспомнил, как молодой диктор телерамы комментировал этот указ: спокойно и доходчиво объяснил, что такое предохранительные ремни, как они защищают тело пассажира от ушибов при внезапных остановках, и так далее, и тому подобное. А затем молодой диктор стал распространяться о том, как плохо жилось до войны, когда всем заправляли старикашки, когда за общественный транспорт отвечали пятидесятилетние и даже шестидесятилетние. Программа все это изменила, гордо заявил молодой диктор. Все моноинженеры моложе тридцати, у всех у них великолепное здоровье и высоченные коэффициенты сообразительности.

Вот потому-то, думал Скотт, и нужны предохранительные пояса.

Роз быстро убрала в доме, приняла ванну и очень старательно оделась. Долго водила щеткой по волосам, пока они не заблестели, потом наложила на щеки слой румян и хорошенько втерла их в кожу. Сегодня надо выглядеть как можно лучше, быть молодой и полной жизни. Она не сказала Скотту, куда идет.

Не хотела его тревожить. Бедный Скотт, подумала она. Бедняжка мой родной! У него и так забот хватает.

Откинувшийся на спинку кресла Скотт ощущал прилив самонадеянности. Сегодняшний день будет для него счастливым. Нет никого, кто сказал бы дурное слово о Пэйнтере, - такой это чуткий и отзывчивый человек Пэйнтер работает помощником директора корпорации "Консолидейтед Комьюникейшенз" -

ведает там штатами; а ведь на службе у этой корпорации семьдесят тысяч человек. Пэйнтер всегда найдет место для надежного и опытного работника. Пэйнтер все устроит, думал Скотт.

Скотт окинул взглядом открытый моновагон с низенькими стенками, увидел головы и плечи юнцов, едущих на работу, и невольно подивился новому миру, новому поколению. Казалось, все эти молодые люди вылупились из яиц в один и тот же летний день. Все они были мускулисты, у всех на толстых шеях сидели несуразно маленькие головки, у всех одинаково неулыбчивые глаза, одинаково прямые носы, одинаково сжатые чувственные губы. Роз вечно восхищалась этими юнцами - они словно сошли с давнишних рекламных картинок, которые призывали курить только сигареты "Зани" или мыться только Охотничьим Мылом. Но вот теперь они стали типичны для всей страны. Чиновники Программы. Все в чистеньких синих костюмах с черными галстуками и в черных полуботинках; все выдающиеся, фантастически выдающиеся, энергия в них бьет через край. Теперь они правят страной - это власть, на которой зиждется Программа. Скотт вспомнил Тридцать Девятую Поправку к Конституции:

"Лица, достигшие тридцати пяти лет, не подлежат принятию на правительственную службу..."

Роз перешла через дорогу - навестить Энн Питерс. Дверь открыла сама Энн, прехорошенькая точно картинка. Двадцатипятилетняя Энн была замужем за чиновником Программы.

Роз весело сказала:

– Здравствуй, милочка Энн. Опять хочу попросить у тебя гиромобиль.

Питерсы жили припеваючи. На жалованье Программы они позволяли себе держать два гиромобиля, и им хоть сейчас разрешили бы двоих, даже троих детей.

Энн широко раскрыла глаза.

– В клинику?

– Да, - с улыбкой подтвердила Роз.

– Ты ведь туда второй раз, - сказала Энн. Она в ужасе посмотрела на старшую приятельницу.

– Не бойся, милочка. Все будет очень хорошо.

– Господи, - пробормотала Энн.
– Господи!

– Не будь такой глупышкой.

– Схожу за ключами, - сказала Энн. Вернулась она смертельно бледная, словно ее только что рвало.

– Спасибо, - поблагодарила Роз.
– Ты ужасно добрая.

Энн залилась слезами.

Строят тот еще мир, думал Скотт, подходя к зданию "Консолидейтед Комьюникейшенз". Программа. Молодые люди вытеснили старикашек и принялись за всеобщую реорганизацию в свете собственных представлений. Безжалостные, неумолимые, неутомимые молодые люди, чей взор устремлен к звездам.

В необъятном холле Скотту улыбнулась красивая молоденькая блондинка, дежурная по приему:

– Чем могу служить? Скотт радостно сказал:

– Здравствуйте. Я записан на прием к помощнику директора по кадрам, мистеру Пэйнтеру.

С точеным лицом девушки произошло что-то странное: оно окаменело. Миндалевидные голубые глаза стали холодными и неприветливыми. Девушка ответила:

– Очень жаль, но мистер Пэйнтер здесь больше не работает.

– Нет!
– воскликнул Скотт.
– Не может быть!

Она отвернулась.

Скотт быстро проговорил:

– Я записан на девять тридцать. Мне кажется, новый помощник директора примет меня.

– Подождите, пожалуйста.
– Она вышла с безучастным видом и почти мгновенно вернулась.
– Можете подняться. Лифтом на шестьдесят восьмой этаж, по коридору направо...
– Девушка отошла, словно ее раздражало присутствие Скотта: