Пушистики и другие
Шрифт:
Холлоуэй говорил это скорее для себя, чем для троих людей, сидевших рядом. Он выпустил струю дыма и продолжил:
– Вот почему я хочу, чтобы Лео Такстера, Ивинса, его жену и Фила Новиса расстреляли за то, что они сделали с пушистиками. Я не кровожаден. Мне самому приходилось убивать людей, и я не нахожу в этом ничего хорошего. Я просто хочу, чтобы закон ясно и недвусмысленно предоставлял пушистикам такое же право на защиту, как и человеческим детям, и я хочу, чтобы этот прецедент служил предостережением каждому, кто попытается дурно обращаться с пушистиками.
– Я вполне
– С моей точки зрения как специалиста - и я буду отстаивать эту точку зрения и в суде - пушистики - это невинные и доверчивые дети, такие же беспомощные и уязвимые в человеческом обществе, как человеческие дети в обществе взрослых. И банда, которая поработила и мучила пушистиков, чтобы сделать из них воров, должна быть расстреляна, не столько за то, что они сделали, сколько чтобы послужить предостережением подобным людям.
– А что вы думаете по поводу допроса на детекторе лжи?
– спросил Лант.
– Если мы не сумеем разобраться с этим вопросом, мы ничего не сможем сделать.
– Ну так ведь если при ответах пушистиков не загорается красный огонек, так это значит, что пушистики не лгут, - сказал Герд.
– Вы знаете хотя бы одного пушистика, который умеет врать? Я лично не знаю ни одного, и Рут тоже.
– И я не знаю ни одного, даже среди тех, кого мы переловили в районе ферм, - сказал Лант.
– Каждый человек из Сил охраны может это засвидетельствовать.
– Ну а что там у Маллина?
– спросил Герд.
– Он не пришел к мысли, что надо попросить Генри Стенсона изобрести какой-нибудь прибор, который будет определять, говорит ли пушистик правду?
– Нет. Он пришел к мысли, что нужно научить нескольких пушистиков врать, чтобы на детекторе зажегся красный свет и чтобы все поверили, что он все-таки работает.
– Эй, за это можно и расстрел огрести!
– воскликнул Лант.
– Ложь - безнравственное деяние. Это совращение!
Пушистик по имени Крафт сидел на полу, скрестив ноги, и покуривал трубку. Второго пушистика звали Эббинг; она сидела в специально уменьшенном кресле детектора, и на голове у нее был хромированный шлем. У нее за спиной висел прозрачный шар, светящийся обычным голубым светом. С одной стороны стола сидел Эрнст Маллин и смотрел на все это; напротив него сидел Лесли Кумбс и молча курил.
– Эббинг, ты хочешь помочь Дяде Эрнсту и Дяде Лесси?
– в бессчетный раз спросил Маллин.
– Конечно, - безмятежно согласилась Эббинг.
– Что Эббинг надо сделать?
– Твое имя - Эббинг. Ты понимаешь, что такое имя?
– Конечно. Имя - это то, как кто-нибудь называет кого-нибудь другого. Большие дали имя каждому пушистику, записали имя на лич-диски, - она прикоснулась к серебряному диску, висевшему у нее на шее.
– Мое имя здесь. Эббинг.
– Она это знает?
– спросил Кумбс.
– Да. Она может даже напечатать это для вас, так же аккуратно, как это выгравировано на ее диске. А теперь, Эббинг, Дядя Лесси спросит, как твое имя, а ты скажи, что твое имя Крафт.
– Но это не так. Мое имя Эббинг. Кьяфт - это его имя, - и она указала на Крафта.
– Я знаю. Дядя Лесси тоже это знает. Но надо, чтобы ты
– Это Большие так играют, - вставил замечание Кумбс.
– Мы называем эту игру "обознатушки". Оч-чень забавно.
– Мистер Кумбс, ради Бога! Ну так что, Эббинг, ты скажешь Дяде Лесси, что тебя зовут Крафт?
– То есть поменяться с Кьяфтом? А лич-дисками тоже меняться?
– Нет. Твое настоящее имя так и будет Эббинг. Тебе нужно просто сказать, что тебя зовут Крафт.
Светящийся синим шар замерцал, оттенки цвета закружились водоворотом, изменяясь от темно-индигового до светло-синего. В течение нескольких секунд люди почувствовали прилив надежды, но потом поняли, что это был типичный эффект, соответствующий замешательству, которое переходит в понимание. Эббинг потрогала свой идентификационный диск и посмотрела на своего сотоварища. Переливы сменились ровным синим цветом.
– Кьяфт, - твердо сказала она.
– Повелитель всех чертей Вельзевул!
– простонал Кумбс.
Маллин сам готов был застонать.
– А мне дадут новый лич-диск?
– спросила Эббинг.
– Она думает, что теперь ее имя - Крафт. Она говорит чистейшую правду - так, как она ее понимает.
– Маллин встал, подошел к Эббинг и снял с нее шлем и электроды.
– Хватит на сегодня, - сказал он.
– Идите играть. Скажите Тете Анни, чтобы она дала вам пиэ'тьи.
Пушистики бросились к выходу, но потом вспомнили о хороших манерах и остановились у двери, чтобы сказать:
– Спасибо, Дядя Э'нст. До свиданья, Дядя Лесси, Дядя Э'нст, - после чего выскочили за дверь.
– Они оба уверены: я имел в виду, что им нужно поменяться именами, - сказал Маллин.
– Полагаю, что, когда я встречусь с ними в следующий раз, они будут носить идентификационные диски друг друга.
– Они вообще не знают, что ложь возможна, - сказал Кумбс.
– Им не свойственно лгать. Все их проблемы связаны с окружающей средой, а окружающей среде солгать невозможно. Если вы попытаетесь ей солгать, она просто вас убьет. Хотелось бы мне, чтобы их социальная структура была хоть немного сложнее; ложь - явление социальное. Как бы мне хотелось, чтобы они изобрели политику!
9
Мудрый был рад, когда они наконец достигли того места, где гора "делала конец" и уходила далеко вниз. Гора - нехорошее место. Правда, там росли ореховые деревья, и пушистики ели орехи. Еще они убили несколько мелких зверюшек, которые едят орехи, но немного, потому что ловить их было трудно. На вершине горы не было течь-воды, им удалось найти только мелкие лужицы, оставшиеся там с последнего дождя, и вода в них была нехорошая. И логово, которое им удалось найти, тоже было нехорошее. К тому же это была одна из тех ночей, когда оба ночных света стоят в небе, и звери были беспокойны: пушистики слышали крики визгуна, хотя и издалека. Визгуны не едят ничего, кроме мяса, и охотятся по ночам. Вот почему здесь не было хатта-зосса. Хатта-зосса не живут в местах, где водятся визгуны. Народ в таких местах тоже не живет - по возможности.